Медлить было нельзя. Дожидаться пехоты, которая стояла позади кавалерии, тоже было глупо, потому что конница, принявшая удар врага на месте, обречена. В голове у Анри пронеслось воспоминание о том, как один из офицеров рассказывал ему о подвиге поляков под Сомо-Сьеррой, когда эскадрон улан бешеной атакой опрокинул в горах чуть ли не целую испанскую армию Бенито Сан-Хуана.

Само собой у него вырвалось:

– Вспомните Сомо-Сьерру! Спасайте армию! Веслав громко крикнул по-польски:

– Пики к бою! Рысью марш, марш!

В колонну по четыре, слившись в одну сомкнутую массу, польские уланы ринулись в атаку. Через пятьдесят шагов они перешли на бешеный галоп. Сам Анри тем временем подскакал к французским гусарам и повел их вслед за атакой поляков. Гусары выхватили сабли и, не переча командиру, пошли за ним вперед. Правда, Анри по всему чувствовал, что у них нет того бешеного порыва и той веры в свои силы, что у польских улан.

Но, к счастью для них, до дела не дошло. Анри увидел, как поляки словно вихрь пронеслись по горной дороге и врезались во фланг совершенно ошарашенным герильясам.

– Demonio carrajo! – раздались проклятия испанцев, и дорога покрылась трупами пробитых пиками и растоптанных герильерос.

Одни партизаны бросились вверх по склону, а другие – вниз, но, в любом случае, паника была так сильна, что они не успели открыть огонь из ружей. Так что гусары, которые скакали вслед за польскими уланами, могли бы и не вынимать сабли из ножен. А сзади уже спешили егеря из двух резервных рот, оставленных в тылу.

Когда отчаянная контратака испанцев была отбита, и Анри привел в порядок свое войско, он недосчитался многих бойцов. Арагонские стрелки были почти полностью разгромлены, а Луис Коронадо убит. Французские вольтижеры, что шли вместе с ними, были наполовину уничтожены. Семь убитых и раненых храбрых поляков лежали на земле, но Веслава словно заколдовали. Его мундир был порван несколькими пулями, а сам он только и сказал:

– Ну ничего, ничего, все будет хорошо… Теперь де Крессэ поменял диспозицию: продолжая артиллерийский огонь, он перегруппировал свои силы и послал в горы, в обход, почти половину пехоты, поставив во главе надежного капитана Верьера с его карабинерами. Оставшаяся на дороге пехота поступила в распоряжение Жерара. Кавалерию снова отвели назад.

Теперь французские пушки все так же вели огонь, но били не часто, а тщательно прицеливаясь. Время все шло, а обходящая колонна так и не появлялась. Наконец через полтора часа где-то наверху раздался еле слышный ружейный выстрел, а потом на вершине горы началась жаркая пальба. Анри подлетел к Жерару, который так же бесстрастно стоял во главе своей колонны:

– Теперь пора!

Командир батальона кивнул, и его солдаты двинулись за ним сомкнутыми рядами. Впереди бежали врассыпную несколько десятков вольтижеров, которые стреляли прямо на ходу.

Залп испанской батареи картечью почти в упор смел несколько вольтижеров и повалил первую шеренгу головного взвода. Но Анри почувствовал, что кризис боя наступил. Он вылетел вперед на коне и прокричал:

– Вперед! Да здравствует Император!

С громовым криком «Да здравствует Император!» пехота ворвалась на испанское укрепление, переколов штыками или обратив в бегство всех его защитников. Нижний монастырь Сан-Хуан-де-ла-Пенья был взят.

Кондесито в порванном мундире с саблей в руке стоял на вершине неподалеку от часовни Святого Во-то. Контратака, на которую он так рассчитывал и которая сначала, казалось, привела к успеху, закончилась провалом. Французы взяли Нижний монастырь и уверенно поднимались по дороге, сметая все заслоны. Одно из укреплений, которое защищало подъем на вершину горы, их чертовы саперы подняли на воздух с помощью своей мощной петарды.

Со всех сторон лезли вскарабкавшиеся по горным кручам французские егеря. Теперь Кондесито понимал, что победить их уже невозможно. Он единственный из всего отряда знал, что неприятель намного превосходит испанцев численно, и на успех можно надеяться только до тех пор, пока не утрачены укрепления с орудиями и инициатива.

Но теперь пушки были потеряны, укрепление взято французами, а инициатива перехвачена. Отступать было некуда, так как поднявшиеся по склону французские егеря отрезали все пути к отступлению. Ружейная пальба приближалась со всех сторон, а новые и новые французы вылезали из всех щелей, заполняя поляну на горе рядом с Верхним монастырем. Позади Кондесито рядом с капеллой стоял взвод его конной «гвардии» под командованием Фелипе Навейра. Кондесито жестом потребовал коня, и слуга тотчас подвел к нему горячего скакуна. Легко и уверенно молодой граф вскочил в седло, выхватил саблю и крикнул своей коннице:

– За мной! За Испанию!

С этими словами он полетел вперед в бешеную атаку на французских пехотинцев, которые приближались к последней испанской позиции. Стремительный шквал кавалерийской атаки внезапно обрушился на французскую пехоту, которая и представить себе не могла, что у испанцев есть еще и конный отряд. Шедшие в рассыпном строю егеря засуетились, дали несколько беспорядочных выстрелов, а дальше можно было видеть, насколько рассыпной строй бессилен перед решительной конной атакой.

Кондесито с развевающимся алым поясом несся впереди. Едва поравнявшись с первым замешкавшимся французским солдатом, он рубанул так, что сабля рассекла пополам кивер, а вместе с ним и голову егеря. Следующего солдата он сбил конем, третьего полоснул саблей по шее. Сзади Кондесито мчались всадники Фелипе Навейра и так же безжалостно рубили пехотинцев.

Но силы были не равны. Замедлившие свою атаку всадники увидели прямо перед собой группу егерей, которые встали в плотную массу человек в сорок, ощетинившись штыками. Неподалеку стояла еще одна такая группа.

Молодой граф инстинктивно осадил коня, понимая, что такими силами сквозь этот строй прорваться невозможно. И тут из глубины французского отряда раздалась команда офицера:

– Товсь! Огонь!

Пули засвистели рядом с испанскими всадниками. Несколько коней с ржанием упали, обливаясь кровью. Атака захлебнулась. Кондесито, видя, как падают кони и люди, сраженные французскими пулями, повернул обратно. Из тридцати испанских конных назад вернулись едва пятнадцать. Теперь там, откуда они несколько минут назад начали атаку, вокруг Кондесито столпились последние остатки его отряда, человек пятьдесят – шестьдесят пехотинцев и кавалеристов. Французов становилось все больше и больше. Они уже заняли почти все поле перед Верхним монастырем и продвигались к капелле.

Те из них, что шли по открытому месту, уже построились в линии и колонны, те же, что двигались по пересеченной местности, шли густым рассыпным строем. А сзади уже колыхались султаны польских улан и французских гусар. Теперь превосходство противника было подавляющим. Никаких надежд больше не оставалось.

Мануэль Гарсиа, раненный в руку и истекающий кровью, подбежал к своему командиру и воскликнул:

– Ваша светлость, нужно сдаваться! Надежды нет никакой!