— Явился, — кивнул оперуполномоченный особого отдела, — ты ночью обещал проставиться.

— А ты обещал сопротивленцев приволочь, — не остался в долгу комполка.

— Взяли. Накрыли гнездо, — с этими словами Гайда опустился на стул, откинулся на спинку и, заложив руки за голову, широко, во весь рот заразительно зевнул.

— Показывай! — обрадованно потребовал Иван Чернов.

— Взяли пятерых, из них четверых живьем. Ни один гад не ушел.

— Они здесь? — Иван Маркович нехорошо оскалился, ему мочи нет, как хотелось взглянуть на таинственных бандитов, неукротимых повстанцев, нагонявших страху на немецкие гарнизоны, да и на командование советской дальнебомбардировочной авиации. Чего уж греха таить.

— Все в камерах, в подвале фельджандармерии. Обер-лейтенант Мюллер их препарирует и раскладывает на предметных стеклышках.

— А ты?! Что ж ты, советский особист, холодная голова и горячее сердце, отдал добычу? — притворно возмутился Овсянников. Глаза полковника говорили совсем другое, он был рад тому, что застарелая проблема свалилась с плеч.

— Естественно, я участвовал в первом допросе, — лицо Гайды расплылось в улыбке, его серые глаза буквально светились от радости. — Это те самые, наши сигнальщики. Взяли вместе с рацией и взрывчаткой. Бомбисты хотели устроить еще один налет на наш периметр, да все время подгадать не могли. Вот и дождались, голубчики. Будут теперь из них хорошие рубленые голубцы.

— Давай рассказывай! — оба летчика не собирались отпускать товарища просто так. Пришел, раздразнил, и уходить?! Нет уж, дудки!

Дождавшись, когда посыльный принесет кружку с горячим кофе, Гайда сделал добрый глоток прочищающего мозги напитка и пустился в воспоминания о бурной ночи. В полночь домой к Клаусу Мюллеру примчался посыльный. Подняв начальника с кровати, военный полицейский в двух словах объяснил, что в фельджандармерии сидит полевой агент и ждет начальника. Рассказывать, с чем пришел, отказывается, требует обер-лейтенанта Мюллера лично.

Как выяснилось, разбудили Клауса Мюллера не зря. Через минуту после разговора с осведомителем обер-лейтенант вызвал в фельджандармерию своего помощника лейтенанта Эгера и приказал поднимать людей в ружье. Затем он позвонил капитану Гайде и попросил его срочно приехать в город и не забыть прихватить с собой солдат.

Новость того стоила. На приснопамятном хуторе, где в свое время повстанцы обвели вокруг пальца Ганса Эгера, появились люди. Агент определенно видел огни в доме, слышал ржание лошадей.

Разбираться, кто там занял пустующие выселки, Мюллер не стал; оценив серьезность происходящего, обер-лейтенант собрал всех, кого смог, лично позвонил коменданту города и вытребовал у того доступ на автобазу. Из полагавшихся фельджандармерии трех машин две в данный момент ремонтировались, а оставшаяся легковушка при всем желании не могла увезти всех людей Мюллера. Работали в военной полиции быстро, уже через час после получения сигнала машины стояли перед зданием жандармерии, группа была готова к выезду. Вскоре к ним присоединился взвод красноармейцев капитана Гайды.

На экстренном совещании в салоне «эмки» все трое — Гайда, Мюллер и Эгер единогласно решили брать хутор. Без промедления! Местность знакомая, люди Мюллера иногда наведывались в этот район, выспрашивали у местных жителей всякую ерунду, а сами разглядывали окрестности, искали следы пришлых.

Не доехав пять километров до хутора, Мюллер остановил машину. Дальше он разделил свой отряд на три группы. Ночь. Разбитые грунтовые дороги. Кругом поля, луга, холмы и перелески, жилье почти не встречается. Немудрено и заблудиться, проскочить мимо нужной развилки. Тем не менее командиры решили обойти хутор с трех сторон, спешиться и взять выселки в кольцо.

Несмотря на ночь и мелкие происшествия, вроде набитых в темноте шишек и падений в грязь, все три группы подошли к хутору почти одновременно. В доме темно, ворота закрыты на замок, следов присутствия людей не видно. Зато сами люди обнаружились в доме.

Услышав шум за забором и тихую ругань лезущих через забор солдат, повстанцы открыли огонь. Это им не помогло. Плотный огонь карабинов, винтовок и автоматов по окнам и дверям заставил противника залечь. Этого вполне хватило для бойцов экстренно сформированной штурмовой группы. Проскользнув через двор, солдаты одновременно ворвались в дом с парадного и черного входов.

Четверых повстанцев быстро успокоили прикладами. Труп пятого обнаружился в боковой спальне у окна. Ему не повезло, нарвался на шальную пулю. А может, наоборот, повезло, это смотря как считать.

В доме нашли керосиновые лампы, зажгли свет. В гостиную притащили связанных бомбистов. Допрос провели тут же, немедля. Гайда и Мюллер оба прекрасно понимали ценность признаний, полученных в первые минуты после захвата, пока подопечные не пришли в себя и не сориентировались в обстановке.

Одновременно солдаты переворачивали вверх дном дом, тщательно обыскивали двор, хозяйственные постройки и окрестности выселок. Всю добычу сносили в гостиную и складывали на стол перед ведущими допрос командирами. Улов оказался богатым: на чердаке нашли немецкую армейскую радиостанцию и два комплекта аккумуляторов; кроме взятых у бандитов пистолетов и двух автоматов, в подполе обнаружились магазинные винтовки, динамитные шашки, бикфордов шнур, взрыватели, сигнальные ракетницы, был там и изрядный запас консервов.

Судя по всему, повстанцы тщательно готовились к диверсиям, арсенала могло хватить на полвзвода ополчения. Допрос шел в жесткой форсированной манере. Об этом не принято говорить, но когда речь идет о жизни людей, соображения абстрактного гуманизма отходят на задний план.

Выпотрошив повстанцев, русские и немцы вернулись в город. Вторая стадия допроса проводилась в кабинете обер-лейтенанта Мюллера. Здесь уже вопросы задавались подробнее, все скрупулезно фиксировалось в протоколах. Работавшие вдвоем Гайда и Мюллер позволили себе начать с задержанными игру. Главным было выявить всех активистов Сопротивления, конспиративные квартиры, контакты с другими группами. Задача максимум, как всегда, это перевербовать захваченного агента, превратить его в источник дезинформации для вражеских штабов.

Рассказывая товарищам о проведенном ночью задержании, капитан Гайда кое о чем умолчал. Особист доверял Овсянникову и Чернову, как самому себе, но при этом считал, что есть вещи, знать которые командиру полка рановато. Речь шла о контактах повстанцев с советскими летчиками. Сопротивление получало информацию из первых уст, но принимать какие-либо решения рано. Сначала Гайда решил выяснить все, что только можно, восстановить полную картину и только потом рубить связи подпольщиков с советскими авиаторами и немецкими оккупационными войсками. Поспешность в этом деле излишня, могут ни за что пострадать наши люди.

Последний вечер перед отъездом. Вроде все сделано, всех навестил, с родными наговорился до одеревенения языка, даже на художественную постановку попал. Осталось только одно дело. Покидать родной город, не вернув должок, Владимир не хотел.