вот… на Танабату принято есть всякие вкусности… и смотреть на фейерверк. Фейерверки я делать не умею… а сладости — могу. Поэтому… вот!

Мику продемонстрировала уже знакомый мне узелок, который она так бережно носила с собой весь вечер.

— Японские сладости! Самые простые в приготовлении… только рис нужно долго замачивать… а потом уже всё легко делается! Вагаси называется!

Она говорила с энтузиазмом и была явно горда своим кулинарным достижением.

— Я подумала, что готовить лапшу… или что-то такое… более серьёзное… не стоит… Всё равно же ужин был… и есть на ночь глядя что-то ещё… не захочется… поэтому…

— Давай… попьём зелёный чай… с вкусняшками!

После того, как последний шарик этого необычного, тающего во рту яства исчез, Мику подалась мне навстречу, прикрыв глаза в сладостном ожидании.

«Судя по всему, теперь по плану — самое время для поцелуев…» — подумал я, чувствуя, как сердце забилось быстрее.

Когда воздух закончился, мы смогли оторваться друг от друга.

— У меня… хорошо получается? — спросила она тихо, открывая глаза и смущённо глядя на меня снизу вверх.

— М-м-м? — Я рассеянно промычал, всё ещё находясь под властью её чар.

— Я… про поцелуи… Вдруг я делаю что-нибудь неправильно… — Мику закусила губку. — Я очень хочу научиться! Чтобы тебе… было… приятно…

— Мне… очень приятно! У тебя… восхитительно получается! — заверил я её, стараясь, чтобы голос звучал как можно убедительнее.

Мику удивлённо распахнула глаза, словно не веря своим ушам.

— Правда⁈

— Конечно!

— Я так рада! — Её лицо озарилось счастливой улыбкой. — Значит… не зря мы с Алисой… вчера… тренировались! Ой! — Она поспешно прикрыла рот ладошкой. — Я опять проболталась… Это был наш… секрет! Семён, ты должен немедленно это забыть! Я этого не говорила, ладно⁈

— У меня от поцелуев кружится голова, я плохо соображаю и… боюсь, могу забыть всё на свете, — прошептал я после очередного, особо страстного поцелуя, от которого по телу пробежала волна жара.

Мику замерла на мгновение, её дыхание участилось. Она посмотрела на меня с тревогой и надеждой в глазах и тихо спросила:

— А я думала, только со мной творится что-то странное… Но… это же не помешает нам… продолжить?

— Ничто не помешает, — уверенно заявил я, заглядывая в её глаза.

События, происходившие на полянке далее, я запомнил довольно смутно. И дело вовсе не в том, что я — истинный джентльмен, который на все пикантные вопросы о том, что было у него с дамой сердца, неизменно отвечает: «Простите, сударь, не припомню-с». Нет, в моей памяти действительно запечатлелись лишь какие-то сумбурные, разрозненные обрывки образов, мимолётных ощущений, обжигающих эмоций и сладостных чувств.

«Надеюсь, эта внезапная амнезия со временем пройдёт — чертовски обидно, если первое в жизни „незабываемое свидание“ останется со мной до конца дней лишь непонятным, смазанным, расплывчатым отпечатком, на котором невозможно разобрать никаких подробностей. Называется, провёл с девушкой сказочный, волшебный вечер, не приходя в сознание…» — с горькой усмешкой подумал я.

Я улыбнулся, глядя на притихшую, задумчивую Мику. Её лицо всё ещё светилось мягким, нежным румянцем, а глаза затуманились, казалось она была где-то очень далеко, погружённая в свои, одной ей ведомые, мысли и грёзы.

«Должно быть, тоже ещё не до конца пришла в себя от новых, головокружительных впечатлений», — с нежностью подумал я.

Мы, как и положено двум безумно влюблённым, совершенно потеряли счёт времени. Но Мику, будучи правильной, ответственной и рассудительной девушкой, всё же почувствовала некую неправильность происходящего и, словно очнувшись от сладкого наваждения, озадачила меня вопросом:

«А… не потеряет ли вожатая, загулявших до утра пионеров? И… как скоро она выйдет на наш след, когда обнаружит пропажу?»

Я признал её опасения весьма небезосновательными и решил, что стоит вернуться пока этого не произошло. Мы спешно покинули нашу волшебную полянку, и я, разумеется, вызвался проводить свою возлюбленную до самых дверей её домика.

Мы опасливо оглянулись по сторонам и, убедившись, что улица пустынна, быстро, но жадно поцеловались на прощание — в последний раз за этот вечер.

— Спасибо тебе! — произнесла Мику, обернувшись ко мне, уже стоя на ступеньках своего домика.

— Да за что же, это тебе… — начал было я, но она, словно боясь, что я помешаю ей высказать всё, что накопилось у неё на душе, перебила меня, горячо зашептав:

— За то, что ты есть… за то, что появился в моей жизни! За то, что не оттолкнул меня при первой встрече… за все твои добрые слова… и нежное отношение…

Её голос звучал так искренне, так пронзительно, что у меня болезненно защемило сердце. Она продолжала, почти не переводя дыхания, словно боялась, что не успеет сказать всё, что хотела:

— Знаешь… я уверена… это был лучший вечер в моей жизни! Было так… хорошо… и чудесно… что, уверена, теперь придётся за это дорого заплатить… Невозможно, чтобы такое неземное счастье длилось и длилось…

Её глаза заблестели.

— Но… я готова заплатить любую цену! Даже если я тебе скоро разонравлюсь… и ты бросишь меня… или если мы никогда больше не увидимся после этого лагеря…

Она сделала паузу, её голос стал чуть тише, но по прежнему был полон непоколебимой решимости:

— Я всё равно… останусь благодарна… и всегда-всегда буду любить тебя! Никогда не забуду… этот день… этот вечер… наше лето… и тебя!

Я замолчал, не зная, что ответить на такой поток откровений. Её слова были такими глубокими, такими пронзительными, что я чувствовал, как внутри меня поднимается обжигающая волна тепла, нежности и… тревоги одновременно.

— Мику… ну что ты такое говоришь… Не брошу я тебя…

Она улыбнулась, и её лицо, словно освещённое внутренним светом, просветлело.

— Не переживай… Мы и дальше будем видеться… встречаться… любить друг друга! Будут у нас ещё и другие вечера… дни… и это лето — не последнее… Уверен… это только начало…

Я сделал паузу, чувствуя, как слова застревают в горле.

— Прости… я не умею говорить разные красивые слова… и быть убедительным — тоже не моё… — Я тяжело вздохнул, стараясь собраться с мыслями и унять предательскую дрожь в