class="p1">Протянул листок Мите, но в последний момент задержал руку:

— Ты уверен, что он не проболтается?

— Абсолютно, — ухмыльнулся Митя. — Он даже говорить не умеет.

Я нахмурился, но отпустил письмо.

Этим же вечером Митя постучал в мою комнату и молча протянул два плотных конверта.

Я замер.

Как?

Путь до производства на лошади занимал приличное время. Даже если курьер выехал мгновенно, он физически не мог успеть вернуться так быстро.

— Твой человек, он что, на крыльях летал? — спросил я.

— Может быть, — усмехнулся Жданов.

Не стал давить. Кивнул, поблагодарил и закрыл дверь.

Сжал конверты в руках.

Первый конверт: плотный, серый, с аккуратной сургучной печатью лаборатории Пестовых. Второй: меньше размером, но толще, с неровно оттиснутой печатью, будто его запечатывали в спешке.

Разорвал сургуч на большом конверте. Внутри лежал официальный отчёт: столбцы цифр, графики, расчёты. Производство наращивало объёмы, капитан Кузнецов нашёл новую плантацию водорослей с невероятной концентрацией магической энергии в клетках. Выход концентрата увеличился почти вдвое.

На дне конверта обнаружил маленький пузырёк с голубоватой жидкостью. Этикетка гласила: «Зелье выносливости». Поднёс его к свету: субстанция переливалась перламутровыми бликами.

Если верить записям отца, такое зелье могло как минимум на два-три часа полностью снять усталость, обострить рефлексы и повысить болевой порог.

Если же его разбавить водой и налить во флягу солдата, то под действием средства тот мог маршировать сутки без отдыха, а раненый — продолжать бой, не чувствуя повреждений. Но была и расплата: после окончания действия наступал жуткий упадок сил, а при передозировке — разрыв сердца.

Поставил пузырёк на стол, перешёл ко второму письму.

Почерк был нервный, угловатый, определённо это от Осипа. Виктор Воронцов снова приезжал, требовал эксклюзивных поставок и прозрачно намекал, что Евдокимов уже в курсе про наш концентрат. Лёня сообщал о подозрительных личностях, расспрашивающих о Пестовых на складах.

Но самое важное Осип оставил напоследок.

Сердце забилось чаще, когда я прочёл, что возвращается Павлов.

Николай Константинович Павлов, мой третий вассал, отправившийся в экспедицию на дальние фронтиры почти полгода назад.

Он отправил письмо с курьером, а сам сопровождал ценный груз — редчайшие реагенты, которые невозможно достать в центральных колониях.

Пальцы непроизвольно сжали бумагу. Если Павлов действительно вёз то, за чем ездил, это могло перевернуть всё производство. Мы смогли бы запустить не только лечебные эликсиры, но и линейку боевых зелий, тех самых, рецепты которых годами пылились в отцовских записях из-за отсутствия компонентов.

Представил, как производство заработает на полную мощность, как расширится ассортимент, какие контракты можно будет заключать.

Но тут же одёрнул себя. Сначала нужно дождаться Павлова. Три-четыре дня — срок небольшой, но в нынешней ситуации всё очень опасно.

Отложил письма, встал и начал ходить по комнате.

На этот раз удача была на моей стороне. Если Павлов доберётся благополучно, если груз действительно тот, что нужен, если Краснов не перейдёт к действию. А ведь были ещё кредиторы Скрабели и Оксаковы.

Слишком много «если».

Слишком многое могло пойти не так.

Особенно теперь.

Глава 28

Я сидел за столом в комнате, разворачивая очередное письмо от братьев Гурьевых. За последнюю неделю это уже третья корреспонденция, доставленная курьерами Мити.

Вся эта переписка в последние дни напоминала мне тот кошмарный период из прошлой жизни, когда всё рухнуло из-за пандемии. Только тогда я был университетским профессором, а не владельцем алхимического производства.

Воспоминания нахлынули внезапно.

В марте двадцатого года мир перевернулся. Лаборатория, где я проводил исследования по квантовой химии, закрылась на карантин. Студенты разъехались по домам. А наш главный эксперимент с синтезом новых катализаторов завис на самой интересной стадии.

Помню, как пытался объяснять сложные химические процессы через Zoom. Мои студенты сидели по домам в пижамах, а я показывал формулы на доске.

Ужас.

Особенно когда вспоминаю мой самый эпичный провал, который случился на второй месяц удалёнки. Я решил, что, раз нельзя работать в лаборатории, буду ставить опыты дома. Благо квартира позволяла, и я её постепенно превратил в филиал кафедры.

В несколько ходок на машине привёз: колбы, реактивы, даже небольшой спектрофотометр. Всё бы ничего, но я не учёл одного — своего кота Барсика.

Тот злополучный день начался с онлайн-лекции. Я объяснял студентам методику синтеза, когда заметил, что Барсик проявляет нездоровый интерес к колбе с голубым раствором.

«Профессор, у вас за спиной. Осторожно!» — начали писать в чате студенты.

Я обернулся как раз в тот момент, когда Барсик, забыв про всё на свете, встал на задние лапы и сунул морду прямо в колбу.

Последовала мгновенная реакция.

Кот фыркнул.

Раствор забурлил.

Из колбы повалил фиолетовый дым.

Я бросился выключать камеру, но было поздно: полсотни студентов уже наблюдали, как их профессор в домашних тапочках пытается вытащить фиолетового кота из облака едкого дыма.

Самое обидное?

Когда я наконец поймал Барсика и помыл его, оказалось, что раствор временно окрасил его шерсть в ярко-синий цвет. Три недели потом ходил на онлайн-занятия, стараясь держать спину прямо, чтобы студенты не увидели разгуливающего по квартире «Смурфика».

А ещё через пару месяцев мы с коллегами опубликовали статью о неожиданных каталитических свойствах кошачьей слюны. Барсик стал соавтором, первым в истории нашей кафедры котом-учёным.

Я откинулся на спинку стула, разглаживая пальцами помятый пергамент с отчётами Гурьевых.

Как же далеко я ушёл от своей прежней жизни. В тот мире, до прихода войны, самым страшным были просроченные гранты и студенты, забывающие выключать спектрометр. Теперь же каждый мой шаг отслеживали конкуренты, готовые убить.

Хорошо, что хотя бы братья Гурьевы не подводили. Осип, с его дотошностью бухгалтера, и Иван с золотыми руками технолога держали производство на плаву. Но их осторожность порой раздражала.

Вчерашний отказ от закупки редких грибов из-за слишком высокой цены мог принести большие убытки в будущем. Уж лучше бы они не писали мне об этом.

Я мысленно услышал голос своего бывшего лаборанта Максима: «Профессор, вам факс из деканата!»

Невольно улыбнулся.

Здесь не было ни факсов, ни деканатов. Зато был Митя с его таинственными курьерами.

Сегодня утром на проходной я видел, как его посыльный — тощий юноша лет двадцати с мёртвенно-бледной кожей — буквально растворился в воздухе у меня на глазах. Если бы мои коллеги по университету увидели такое, то потребовали бы немедленно повторить «эксперимент» в контролируемых условиях.

Я уже заканчивал писать ответ братьям Гурьевым, когда раздался резкий стук. Времени спрятать письмо не было. Амат, не дожидаясь приглашения, ввалился в комнату, с ходу швырнув на кровать связку потрёпанных учебников.

— Держи, по