Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Позвонил Макс, сказал, что ему становится все труднее находить для меня выгодные контракты. Что же ждет меня дальше? Сидар-Рапидс и Де-Моин?
В общем, после того, как я засыпала его вопросами, почему меня мало приглашают, он все рассказал. Оказывается, Джордж Лью оговорил меня не только в гримерках, но и в головных офисах. Я сказала, что ничего не делала, чтобы заслужить эту репутацию, но Макс повесил трубку.
Если я не могу работать в Сан-Франциско и он не может найти для меня контрактов, что же мне делать?
Ты не отвечаешь на мои письма. Что ты слышала об Эдди? А о Монро? Он тоже обещал писать, но я не получила от него ни слова.
Прости, что вышло так длинно, но мне действительно нужен твой совет.
Твоя подруга по переписке
Грейс».
«Военный лагерь для интернированных Топаз, 30 июля 1944 года
Элен!
Вчера здесь было почти пятьдесят градусов! Весь полдень я пролежала на цементном полу в уборной. Это самое прохладное место во всем лагере. Маленькие девочки тоже любят там играть. И они убедили меня поиграть с ними в камешки!
А если ты пришел туда по нужде, тебе стоит сначала хорошенько пнуть унитаз. Потому что там сидят скорпионы!
Я побывала уже во всех столовых в поисках чего-нибудь съедобного, но у меня ничего не вышло. Нас тут кормят какой-то несуразицей: спагетти и рисом в одном блюде! Люди тут толстеют, но мне это не грозит. Я не могу это есть.
Иногда я хожу к забору просто посмотреть на пустыню. Там негде спрятаться, некуда идти и невозможно выжить, даже если удастся отсюда бежать. Я спрашиваю себя: почему они нас так ненавидят? Что я сделала такого ужасного и непростительного, что за это они заперли меня в лагере?
Как ужасно ощущать собственную беспомощность!
Проходя по утрам мимо школы, я слышу, как дети читают присягу и поют „Боже, храни Америку“. Но если мы спрашиваем начальство, как долго тут еще сидеть, нам ничего не отвечают. Давайте, мистер Цензор, вымарайте эту строку!
Твоя Руби.
Р. S. Спасибо за крем! „Пондс“, мыло „Камэй“ и вазелин! Это просто чудо».
«Сан-Франциско, 4 августа 1944 года
Дорогая Грейс!
Жаль, что именно мне приходится сообщать тебе плохие новости о Монро. У него тяжелейшая крупозная пневмония. Он медленно умирает в госпитале Уолтер Рид. Военные медики лечат его каким-то экспериментальным пенициллином. Они написали маме и папе, что у него почти нет шансов выжить. Он может промучиться несколько месяцев, даже с этим новым лекарством, и все равно потом умереть. Нам остается только молиться…
В доме все удручены. Папа не выходит из кабинета. Мамы никогда нет дома. Раз уж мы ничего не можем сделать для Монро, потому что он так далеко, она стала сестрой милосердия. Забота о чужих сыновьях дает ей веру, что где-то там другая мать заботится о Монро.
С уважением,
Элен».
«Военный лагерь для интернированных Топаз, 6 августа 1944 года
Элен!
У МЕНЯ ПРЕКРАСНЫЕ НОВОСТИ! Наконец-то я получила разрешение покинуть этот лагерь, просидев здесь всего лишь семнадцать месяцев!
Ли Мортимер прислал мне денег на билет и даже нашел мне в Нью-Йорке агента. Здесь все наперебой меня учат: не говори по-японски, когда выйдешь за пределы лагеря. Не проблема! Не собирайся в группы, где будет два или более японца. Совсем не проблема! Не привлекай внимания к себе и не порти жизнь другим. А вот тут у меня есть некоторые возражения.
Я как раз намерена привлечь к себе очень даже много внимания, вот только надеюсь, что мне не придется портить кому-либо жизнь.
Хочешь знать, о чем я думаю? О новой одежде! О том, что снова буду хорошо зарабатывать!
Я отсюда уезжаю!
Следующее письмо я напишу тебе из Нью-Йорка!
Потом сообщу подробности.
Руби».
«Театр „Фокс“, Детройт, 10 августа 1944 года
Дорогая Элен!
Наконец-то я получила твое первое и такое грустное письмо. Мне так жаль Монро! Я ужасно тебе сочувствую. Это так несправедливо! Монро всегда был так полон жизни и всегда имел свою точку зрения. Помнишь, как он взял меня с собой на акцию протеста против отправки металлолома в Японию? Тогда он мне показался слишком серьезным, но сейчас мы все видим, как он был прав.
Как бы мне хотелось, чтобы вся страна тогда прислушалась к тому, что говорил Монро и другие активисты!
Если есть что-то, что я могу для тебя сделать, — пожалуйста, напиши.
Ты все время в моих мыслях.
Грейс».
«Сан-Франциско, 14 августа 1944 года
Дорогая Руби!
Прекрасные новости! Я счастлива за тебя. Ты получила мое письмо о Монро? Может, оно затерялось где-то в пути? Или ты уже уехала из лагеря? Если так, то ты его и не получишь. У Монро крупозная пневмония. Говорят, он не выживет. Если бы он был ранен и погиб на поле боя, было бы это хуже его пневмонии? И насколько плохо то, что я больше беспокоюсь об Эдди, чем о родном брате? Насколько плохо то, что я предпочитаю быть дома, с детьми, провожать их в школу и помогать делать уроки, а не ухаживать за ранеными, как мама? Я больше не могла видеть ребят, потерявших руки или ноги, обожженных, израненных.
Пожалуй, мне стоит закончить письмо сейчас, пока я не начала себя жалеть.
Элен».
«Поезд в Буффало, 15 августа 1944 года
Дорогая Элен!
Подозреваю, что и это письмо окажется длинным, и заранее прошу у тебя за это прощения. Мне надо слишком многое тебе рассказать и о многом тебя попросить. Если бы ты только знала, как мне тут одиноко! И как бы мне хотелось вернуться домой, в Сан-Франциско, в „Запретный город“, к друзьям, к ТЕБЕ!
Больше писем я от тебя не получала. Не знаю, что это значит. Может быть, о Монро есть какие-то новости, о которых ты мне не говорила?
А теперь обо мне.
Я не стала спрашивать об этом в предыдущем письме, но мне очень нужен твой совет по поводу Джо. Ты не очень радовалась, когда он сделал предложение Руби. Я
