Кожа на моей руке покрылась мурашками. Я видела каждый вставший дыбом волосок.

– О! – Я закусила губу. – А если я пообещаю быть хорошей?

– Лара, дорогая моя. Ты будешь хорошей, куда ты денешься? Я просто хочу предусмотреть все мелочи.

– Не заставляй меня ехать в Сингапур, – сказала я вдруг, крепко зажмурившись. – Пожалуйста, не заставляй.

– Открой глаза. Посмотри на меня.

Я посмотрела. Почему я никогда его не боялась, даже на полсекунды? Я знала, что Леон отличается от других людей. Знала, что он безжалостен к врагам, и подозревала, что его методы ведения бизнеса могут быть грязными, но меня это никогда не заботило, потому что он был добр ко мне.

– Это из-за Рэйчел? Сингапурофобия? В прошлый раз, когда ты туда прилетела, твою подругу бросили в вонючую тюрьму? – Я кивнула. – Поэтому я думаю, что тебе надо преодолеть это, дорогая девочка. Нужно посмотреть этому страху в глаза. Теперь ты со мной. Те события остались в прошлом.

– Мне даже запретили появляться в Сингапуре. Они выслали меня и сделали какую-то пометку в паспорте.

– Нет. Они запретили это Ларе Финч, вернее, Ларе Уилберфорс. А не Айрис Роубак. Ты единственная Айрис Роубак, которая предстанет перед сингапурскими иммиграционными властями в ближайшее время, поверь мне. А нашей подруге, настоящей Айрис, никуда приезжать не запрещали, потому что эта глупая курица не совершила ничего значимого за всю свою ничтожную жизнь.

– О!

– Я намерен купить билеты. Ты никогда не проводила там время. Ты не знаешь этого города. Я знаю его довольно хорошо. Именно туда мы едем.

– О!

Он наклонился совсем близко надо мной.

– Не тревожься, моя Лара. Это чудесное место.

Леон печатал на своем ноутбуке, время от времени поглядывая на меня. Я удивлялась своему спокойствию. Мне следовало бы выпрыгнуть в окно, выкрикивая имя Айрис, звонить в полицию и пытаться ее спасти. Тем не менее я просто лежала. Он что-то со мной сделал, и пока эффект от этого не пройдет, я останусь под его контролем.

Айрис

Я боролась до последнего момента, пытаясь вырваться из своих пут, разорвать веревку. Я чувствовала, что должна это сделать, но, несмотря на все усилия, у меня так ничего и не вышло. Я старалась насколько можно отодвигаться от воды, но она преследовала меня, дюйм за дюймом продвигаясь по моему телу.

Я представила, как мои родители, отвергаемые мной на протяжении последних пяти горестных лет, открывают дверь полицейскому. Представила, как они поначалу отказываются верить. «Айрис? Привязанная в каком-то странном сарае на тайском острове? Нет, это не может быть правдой». А затем, постепенно, они будут вынуждены признать этот факт, каким бы неприемлемым он ни был.

Никто не узнает, почему я оказалась здесь и что делала. Леон схватил Лару; я думаю, он будет прятаться с ней всю жизнь, хотя (я заставила себя сосредоточиться) более вероятно, что он будет держать ее в подчинении, постоянно грозя выдать полиции. Заберет ли он ее в Англию и заставит ли жить с ним в качестве своей игрушки? Пошел ли он на это из любви к ней или же из ненависти?

При мысли о том, что Леон будет держать ее спрятанной, полностью подчиненной своей власти, меня затошнило, а затем вырвало в воду, подступавшую к моей шее. Это было отвратительно: подхваченная несколькими потоками рвота плавала вокруг меня, пока ее не заметили рыбы, и уже через минуту они собрались вокруг, даже довольно большие, наслаждаясь плавающим содержимым моего желудка. Я увидела отверстие в деревянной стене, которое они использовали как дверь, и попробовала потолкаться в затопленные водой стены. Лачуга была в плохом состоянии. Она могла подгнить, и, возможно, мне удастся пробить в ней дыру.

Так и вышло. Я проделала в ней маленькое отверстие. Я изогнулась, причем моя голова находилась лишь чуть выше поверхности воды, и расширила дыру руками. Я вытащила целый кусок. Но это не помогло, потому что я была привязана к прочному брусу и он явно не собирался ломаться. В любом случае рано или поздно я умру от жажды. Жара была такой удушающей, что было почти нечем дышать.

Я снова попыталась закричать. Я уже пробовала раньше, но это ни к чему не привело, и тогда я решила поберечь силы для разрывания пут. Это тоже не сработало. Теперь я снова заорала.

– Помогите! – вопила я. – Помогите!

Если мне предстояло умереть, я хотела, чтобы ко мне пришел Лори и помог. Он знал, каково это – чувствовать, как жизненная сила покидает твое тело. Он прошел через это, хотя и по-другому, и я нуждалась в нем. Я выкрикивала его имя, повторяла снова и снова. Но Лори не приходил. Я попрощалась с ним в Бангкоке и знала, что его появления в виде призрака закончились.

Однако я все равно надрывалась:

– Лори! Помоги мне! Помоги мне! Приди и спаси меня!

Я силилась уверовать в жизнь после смерти. Я говорила себе, что когда вода, подступающая к моему рту, достигнет носа, я пройду по длинному туннелю к свету, и там, в конце туннеля, окажется Лори, и мои дедушка с бабушкой, и мои старые умершие животные, хомячки, кошки и три кролика; они примутся бегать, скакать и резвиться у моих ног, и все станет чудесно и волшебно, и это будет длиться вечно.

Но, как отчаянно ни пыталась, я не могла заставить себя поверить ни во что, кроме полного уничтожения. Я просто буду навсегда стерта с лица земли.

Теплая вода наполнила мой рот. Я не могла ее выплюнуть, поэтому проглотила. На какую-то ужасную секунду я подумала, что меня сейчас снова стошнит. Некоторое время я размышляла, как это может получиться. Может ли тебя вырвать в воду, если ты не имеешь возможности глотнуть воздуха? Это будет неприятно, и я напрягла всю силу воли, чтобы подавить порыв. Я больше не могла кричать. Если я закину голову назад, то сумею вдыхать чуть-чуть дольше.

Потом вода начала подступать маленькими волнами, танцуя и наполняя мой нос, отступая и вновь наступая. Это действовало на нервы. Я хотела поддаться ей прямо сейчас, но какой-то инстинкт, заставляющий цепляться за жизнь, побуждал меня держать голову закинутой назад, чтобы ноздри были над водой как можно дольше.

Затем вода стала лизать мой нос. Я постаралась набрать в легкие побольше воздуха. И как раз в тот момент, когда я определенно сделала свой последний вдох, мне показалась, что где-то вдалеке послышался звук мотора, а затем – голос, а после мотор загудел громче и громче.

Лара

Леон пичкал меня транквилизаторами: как только я это вычислила, все обрело смысл. День назад я могла сосредоточиться и кое-как поддерживать разговор. Сейчас, чтобы пошевелить рукой или ногой, требовалось концентрированное усилие, волевое фокусирование умственных ресурсов. Говорить – это уже целый триумф, особенно если слова должны звучать мало-мальски отчетливо. Я могла лишь спать или просто валяться. Я предпочитала спать: по крайней мере сознание заблокировано. Не знаю, что это за транквилизаторы, но они не давали мне мыслить. Они удерживали меня здесь, превращая почти в добровольную пленницу. Все мое существование наполнилось ленью, и я поселилась внутри розового свечения, где не о чем беспокоиться.