Впрочем, трудно было сохранять спокойствие перед входом в иной мир. А это действительно походило на запечатанный мир прошлого. Как бутылка с джинном, брошенная в море на сотни лет. Меньше всего хотелось обнаружить здесь такого «джинна» – какой-нибудь смертоносный сюрприз для непрошеных гостей. Куда больше Книжника интересовали свидетельства прошлого – записи, книги, вещи. Удивительно, как быстро он забыл о том, что привело их сюда. Ведь это не исследовательская экспедиция – это отчаянная попытка спасения. То, что им удалось обнаружить субмарину, состыковаться, забраться внутрь, даже то, что внутри все еще был воздух – такое стечение обстоятельств иначе, как чудом не назовешь.

Но человек с легкостью принимает чудеса как должное.

Семинарист топтался на мостике, фонарь в руках Зигфрида выхватывал неясные детали. С лестницы шумно спрыгнул Слава, за ним спустилась Кэт. Озирались с таким видом, словно попали на инопланетный космический корабль. В каком-то смысле так оно и было. Их окружал грозный металл, каждая деталь излучала силу и мощь, которую когда-то нес в себе этот корабль. Его скрытность лишь добавляла ощущения мрачной тайны.

– А проводка-то в порядке! – раздался в полумраке приглушенный голос Грина. – Может, и аккумуляторы держат? Попробую врубить освещение!

– Если ты это сделаешь, я буду считать тебе гением, – с сомнением сказал Зигфрид. – Только здесь наверняка все сгнило…

Договорить он не успел. Глаза кольнуло – и пространство озарилось бледным красноватым светом. Мигнул и лопнул, рассыпаясь искрами, какой-то плафон. Друзья теперь могли различать друг друга и контуры помещений.

– Заряд слабый, но все же есть! – довольно сообщил Грин. Он вышел на мостик, вытирая руки куском промасленной тряпки. – Я еще в генераторную загляну, может, что полезное отыщется. Надо бы кабель на «Касатку» бросить – слегка подзарядимся. И запасы воздуха проверю – вдруг найдется, чем прокачать балластные цистерны.

Он постучал мощным разводным ключом по переборке. Гулкий звук металла разнесся по пустынным отсекам. Акустика здесь была специфическая, аж дрожь пробирала.

– Ну ты и развил деятельность, – удивленно сказал Зигфрид. – Я-то думал, все, финиш. А тут, оказывается, полно полезного.

– Это мы еще оружие не осматривали, – заметил Слава, проводя ладонью по тусклому металлическому поручню. – Какой-то арсенал здесь точно должен был сохраниться.

– А вот с этого места поподробнее, – внимательно поглядев на Славу, произнес Зигфрид.

Книжник не мог избавиться от ощущения, что находится на корабле, пришедшем прямиком из далекого прошлого. Каждая деталь, каждый агрегат и узел хранили на себе множество непонятных надписей, некогда наполненных важным смыслом. Какие-то технические аббревиатуры, что могли бы помочь, понимай он их значение. Наверное, так себя ощущали первые египтологи среди древних иероглифов.

Он переходил из отсека в отсек, пригибаясь, ныряя в низкие люки, и с благоговейным страхом представлял себе десятки и сотни таких кораблей. Эта огромная махина – и ведь даже не ядерная. А куда подевались те, что были гораздо крупнее, мощнее, способные уничтожить ракетным залпом целые континенты?

Наверное, так же лежат на дне или гниют на берегу, как сброшенные раковины гигантских моллюсков. Время гигантов прошло, как миновала эпоха динозавров. Теперь время одиночек и кровожадных банд, раздирающих остатки былых достижений. Это дико и обидно – но такова расплата за недальновидность и заносчивость человечества.

В узком коридоре он обнаружил странно смотревшиеся здесь плоские двери с отделкой под дерево. На одной из них была выцветшая табличка:

КОМАНДИР

Дверь была чуть сдвинута в сторону. Возникало ощущение, что последний уходивший отсюда нарочно оставил дверь приоткрытой, будто не желая уходить надолго. Со странным чувством Книжник сдвинул дверь до упора и шагнул через порог.

Здесь было светло – видимо, свет в каюте так и не выключили, он включился при активации системы электроснабжения лодки. Сама каюта была не слишком просторной, но уж побольше его, Книжника, кремлевской кельи. Все здесь было добротно, ладно, чего уж не встретишь на поверхности – там все вещи, сохранившиеся со времен Последней Войны, успели истрепаться до неузнаваемости, нового же почти не было создано. Здесь же все пребывало в сохранности, как в музее.

Книжник и двигался здесь осторожно, как среди старинных экспонатов. Картина на стене, фотография в рамке, книги и письменные принадлежности на столе – все это выглядело драгоценными свидетельствами прошлого.

Впрочем, кремлевским давно привит известный прагматизм: все, что способствует победе, развитию и экспансии – все должно быть пущено в ход и использовано по назначению. Все сантименты и рефлексии придется оставить на потом, когда перестанет быть актуальной главная задача остатков уцелевшего человечества – выживание.

Потому, поглазев по сторонам и полюбовавшись нетронутым интерьером, Книжник пододвинул поближе тяжелый стул и уселся за металлический стол, привинченный к полу. Взял со стола книгу, открыл. Это был том Достоевского. «Братья Карамазовы». Практически всего Достоевского в свое время Книжник прилежно перечитал. Правда, мало что понял из сложных перипетий, описываемых классиком. Уже тогда у него появилась простая и тяжелая, как приговор, мысль: за годы послевоенного выживания погибла не только большая часть населения планеты. Была почти полностью разорвана связь эпох. Его современникам трудно понять людей прошлого, и эта стена между ними растет все выше. Современникам ближе простые и ясные истины – добро и зло, сила и слабость, победа и поражение. Тонкости их не интересуют. И в этом смысле какая-нибудь более древняя «Одиссея» Гомера куда лучше понятна простым людям – ведь они живут по тем же законам, что и древние варвары, огнем и мечом отстаивая свою жизнь и правду.

Он отложил книгу, пододвинул к себе толстую, разбухшую тетрадь в пластиковой обложке. Открыл. Пожелтевшие страницы были исписаны аккуратным мелким почерком. Он принялся читать, и его затянуло в этот далекий, чужой мир.

«…Через час лодка ляжет на грунт. Я требовал от командования разрешения выйти из бухты и атаковать вражеский десант. Но у командования свои планы, которыми со мной не делятся. Думаю, противнику готовят ловушку. Впрочем, это уже не имеет значения. Я принял решение не выводить лодку из строя, только положить на грунт. Кто знает, может нам еще представится шанс вернуться на борт. А если не нам – то кто-то другой сможет оживить корабль. Уверен, он еще послужит людям, спасет чьи-то жизни… Лодка ляжет на грунт ровно, чтобы не создавать проблемы спасателям. Даже сейчас я вижу, как к аварийному люку стыкуется спасательный аппарат, и на борт снова спускаются люди…».

Книжник ощутил легкий холодок – словно с ним разговаривал призрак давно ушедшего человека. Можно было подумать, что командир уснувшей субмарины действительно видел будущее.

«…Команда уйдет со мной. Мы займем укрепления Константиновского и Михайловского равелинов. Наши семьи уже там, под защитой старых стен, а значит, нам есть за что сражаться. Если придется, мы сможем держаться там годы – сколько потребуется для нашей победы…».