Вася долго молчала, глядя на него прищурившись. Наконец она кивнула и торопливо сказала:

– Мне надо кое-что сделать. Мне нужна твоя помощь.

* * *

«Все пошло не так», – думал Константин.

Петр Владимирович был мертв: его убил дикий зверь совсем рядом с родной деревней. Анна Ивановна, как говорили, убежала в лес в припадке безумия.

«Ну, конечно же, так оно и было, – говорил он себе. – Мы все знали, что она сумасшедшая и дура». Однако он по-прежнему видел ее обескровленное, отчаянное лицо. Оно постоянно вставало перед его мысленным взором.

Константин отпел Петра Владимировича, плохо соображая, что говорит, и присутствовал на поминках, почти не отдавая себе в этом отчета.

Однако в сумерках в дверь его комнаты постучали.

Когда дверь открылась, он шумно выдохнул и отшатнулся. В дверном проеме стояла Василиса, и свечи ярко освещали ее лицо. Она стала невероятно прекрасной – бледная и отстраненная, изящная и неспокойная.

«Моя, она моя! Господь вернул ее мне. Это его прощение».

– Вася! – сказал он и потянулся к ней.

Однако девушка была не одна. Когда она скользнула через порог, из теней за ее плечом соткалась закутанная в черное фигура, плавно шагнувшая в дом вместе с ней. На этом человеке был плащ с капюшоном, отбрасывавшим тень. Константин не мог разглядеть его лица – увидел только, что оно бледное. Кисти его рук казались очень изящными и тонкими.

– Кто это, Вася? – спросил он.

– Я вернулась, – ответила Вася. – Но не одна, как видите.

Константин не смог разглядеть глаз пришельца, настолько глубоко они были посажены. Руки были невероятно костлявыми. Священник облизнул пересохшие губы.

– Кто это, девочка?

Вася улыбнулась.

– Смерть, – сказала она. – Он спас меня в лесу. Или, может, и не спас, и я – привидение. Сегодня я чувствую себя призраком.

– Ты безумна, – сказал Константин. – Незнакомец, кто ты?

Незнакомец ему не ответил.

– Но живая я или мертвая, я пришла сказать, чтобы вы отсюда уезжали, – промолвила она. – Возвращайтесь в Москву, во Владимир, в Царьград или в ад, но вы должны уехать еще до того, как расцветут подснежники.

– Моя работа…

– Ваша работа завершена, – заявила Вася. Она шагнула вперед. Темный человек рядом с ней словно вырос. Его голова была черепом, в запавших провалах глазниц горел синий огонь. – Вы уедете, отец Константин. Или умрете. И ваша смерть не будет легкой.

– Я не уеду.

Однако он вжался в стену своей комнаты, и зубы у него громко стучали.

– Уедете, – сказала Вася. Она прошла вперед, оказавшись так близко, что до нее можно было дотронуться. Он видел линию ее скулы, безжалостный взгляд ее глаз. – Или мы позаботимся о том, чтобы перед смертью вы оказались таким же безумным, какой была моя мачеха.

– Бесы! – выкрикнул Константин, тяжело дыша.

Его лоб покрылся холодным потом.

– Да, – подтвердила Вася и улыбнулась, это сатанинское отродье.

И темная фигура рядом с ней тоже улыбнулась жуткой ухмылкой черепа.

А потом они ушли, так же беззвучно, как появились.

Константин упал на колени перед тенями на стене, униженно протягивая к ним руки.

– Вернись! – взмолился священник. Он замолчал, прислушиваясь. Руки у него тряслись. – Вернись! Ты меня вознес, а она меня отвергла. Вернись.

Ему показалось, что тени чуть шевельнулись. Однако услышал он только тишину.

* * *

– Он так и сделает, – сказала Вася.

– Скорее всего, – согласился Морозко. Он смеялся. – Я еще никогда так не делал по чьей-то просьбе.

– И, видимо, ты постоянно пугаешь людей по собственному желанию, – откликнулась Вася.

– Я? – изумился Морозко. – Я же просто сказка, Вася!

И теперь уже смеяться пришлось Васе, но почти сразу же у нее перехватило горло от нахлынувшего волнения.

– Спасибо тебе, – сказала она.

Морозко наклонил голову, а в следующее мгновение ночь словно поймала его в свои силки и поглотила, так что на том месте, где он был, осталась только тьма.

* * *

Все домочадцы ушли спать, и только Ирина с Алешей сидели на кухне. Вася скользнула в дверь, словно тень. Ирина плакала, Алеша ее обнимал. Вася молча опустилась на лавку у печи и обняла их обоих.

Какое-то время они молчали.

– Я не могу здесь оставаться, – проговорила Вася очень тихо.

Алеша посмотрел на нее, плохо соображая от горя и усталости.

– Ты все еще думаешь про монастырь? – спросил он. – Ну, так можешь забыть. Анна Ивановна умерла, и отец тоже. У меня будут собственные земли, мое наследство. Я о тебе позабочусь.

– Тебе надо показать себя господином и хозяином, – возразила Вася. – К тебе станут хуже относиться, зная, что у тебя живет твоя сумасшедшая сестра. Ты ведь знаешь, что многие станут во всем этом винить меня. Я же ведьма. Разве священник не сказал так?

– Забудь об этом, – проворчал Алеша. – Тебе некуда идти.

– Ты так думаешь? – сказала Вася. Ее глаза сверкнули, морщины горести немного разгладились. – Соловей умчит меня на край земли, если я его попрошу. Я ухожу в мир, Алеша. Я не буду ничьей невестой – ни человеческой, ни Божьей. Я поеду в Киев, в Сарай, в Царьград, увижу, как море блестит на солнце.

Алеша воззрился на сестру:

– Ты, и правда, сумасшедшая, Вася.

Она рассмеялась, но глаза ее затуманились от слез.

– Совершенно сумасшедшая, – согласилась она. – Но мне нужна свобода, Алеша. Ты мне не веришь? Я привезла мачехе подснежники, хотя должна была погибнуть в том лесу. Батюшки больше нет, меня никто не удержит. Скажи мне честно: что меня ждет, кроме стен и клеток? Я буду свободна, и готова заплатить любую цену.

Ирина вцепилась в сестру.

– Не уезжай, Вася, не надо! Я буду хорошей, обещаю.

– Посмотри на меня, Ирина, – ласково сказала она. – Ты и так хорошая. Ты самая лучшая на свете девочка. Гораздо лучше меня. Но, сестренка, ты-то не считаешь меня ведьмой. А другие считают.

– Это правда, – вынужден был признать Алеша.

Он тоже видел мрачные взгляды крестьян, слышал их перешептывание на похоронах.

– Ненормальное ты создание, – сказал брат, но скорее печально, чем гневно. – Неужели ты не можешь успокоиться? Со временем все это забудется, а то, что ты называешь клетками – удел женщины.

– Но не мой! – заявила Вася. – Я люблю тебя, Лешка. Я вас обоих люблю. Но я так не могу.

Ирина снова расплакалась, прижимаясь к Васе.