Должно быть, Гектор все же задремал, потому что, как от удара, проснулся от панических воплей. Громкие крики раздавались прямо над головой, с квартердека, и их было слышно, несмотря на стук набегающих волн по деревянному корпусу. «Троица» неловко рыскала, ее мотало в килевой качке, и трюмная вода с плеском перекатывалась туда и сюда по днищу. Ветер заметно усилился. В кромешной тьме Гектор вывалился из подвесной койки, нашаривая матросскую куртку. Вокруг него из гамаков шумно выбирались буканьеры, кто-то спросонок что-то спрашивал, и все терялись в догадках по поводу случившегося. Вновь раздались крики, теперь более настойчивые. Гектор различил слова: «Скалы! Земля по носу!»

Вскарабкавшись по трапу, юноша выскочил на квартердек, охваченный смятением. В небе, расчерченном прядями тонких высоких облаков, плыл серпик луны. В ее тусклом свете было видно, как матросы лихорадочно тянут тросы и карабкаются по вантам, чтобы уменьшить паруса, а когда юноша посмотрел на корму, то возле штурвала увидел фигуру Бартоломью Шарпа.

— Буруны слева по борту! — раздался с носа исполненный ужаса голос.

— Убрать марселя! Быстрее! — проревел Шарп. Он был полуодет, должно быть, так и выскочил из своей каюты. Пронзительно завывал ветер, на высоких нотах срываясь на свист; от бешеного, потустороннего визга по коже забегали мурашки. На миг Гектор застыл, скованный страхом. Потом он припомнил, что среди всячины, погруженной в Пайте, была молодая свинья. Животное припасли к праздничному столу на Рождество. Теперь же свинье передалась воцарившаяся на борту атмосфера, и бедняжка верещала от страха.

Шарп заметил Гектора и, лихорадочно махая рукой, подозвал юношу к себе.

— Этот проклятый тупица лоцман! — орал капитан, перекрывая вой ветра. — Мы влетели в скалы и засели среди них!

Поверх бушприта, в сотне шагов впереди, Гектор успел разглядеть в море нечто, на краткий миг показавшееся белым. Над белым пятном угадывались более темная масса, хотя юноша и не мог быть совершенно в том уверен. Но, имея даже не слишком богатый опыт мореплавания, он интуитивно опознал волны, бьющие в подножие утеса. «Троица» откликнулась на штурвал и начала поворачивать в сторону от высившейся прямо по курсу опасности, но почти сразу же раздался другой тревожный крик, на этот раз справа. Матрос указывал во тьму, и там, не более чем в пятидесяти ярдах, виднелся еще один выброс белой пены. На сей раз даже у Гектора не оставалось сомнений. Это вода кипела над рифом.

Шарп закричал громче прежнего.

— Нас занесло на рифы! Мне нужны трезвые наблюдатели, а не пьяницы. Линч! Залезай на фор-марс и кричи, если увидишь опасность. И своего дружка-гарпунера возьми. У него глаза позорче, чем у других.

Гектор сбегал за Даном, и вместе друзья залезли по вантам на маленькую площадку фор-марса. Ветер крепчал; на продуваемой площадке они всматривались вперед, силясь что-либо разглядеть во тьме. У них под ногами по-прежнему наполнялся ветром фок, обеспечивая ход, при котором судно еще повиновалось рулевому. С кормы доносились крики — на грот-мачте лихорадочно убирали паруса, чтобы срочно замедлить корабль.

— Долго до рассвета? — проорал Гектор, пытаясь избавиться от тревоги в голосе. Он почти ничего не видел во мраке, лишь какие-то смутные, едва различимые очертания, одни темнее прочих. Невозможно было сказать, насколько они далеко.

— Может, час, — ответил Дан. — Вон! Риф или маленький островок. Мы слишком близко.

Гектор повернулся и крикнул вниз об опасности. На палубе, должно быть, его услышали, потому что человеческая фигурка, совсем крохотная с высоты, побежала к штурвалу и передала рулевому сообщение. Несколько матросов спешно поставили треугольную бизань — этот парус помогает перу руля поворачивать корабль. «Троица» изменила направление движения, лавируя против ветра.

— Еще скалы, судя по пене, — заявил Дан. На этот раз он указывал на правый борт.

Гектор прокричал очередное предостережение и, стоя на площадке, обхватил рукой фок-стеньгу. Другой рукой он указывал, куда надо двигаться «Троице». В это мгновение облако нашло на луну, и все погрузилось в полную тьму. Вдруг юноша полностью потерял ориентацию: корабль качался у него под ногами, и от качки, усугубленной высотой мачты, он ощутил головокружение. На миг, от которого оборвалось сердце, рука скользнула по округлости мачты, и Гектор пошатнулся, чувствуя, что вот-вот упадет. Перед мысленным взором встали страшные картины того, как он летит на палубу головой вниз или, что хуже, падает в море, а этого никто не замечает, и он остается в море, в кильватере удаляющегося корабля. Поспешно юноша ухватился за мачту второй рукой, крепко прижавшись к ней грудью, сполз по стеньге и уселся на фор-марсе. Через минуту облако уплыло дальше, и лунного сияния хватило, чтобы увидеть окружающее. Дан, казалось, не заметил охватившего Гектора ужаса, но молодой ирландец чувствовал, как липнет к телу пропитавшаяся холодным потом одежда.

Еще час или два Гектор с Даном на пару направляли с фок-мачты путь корабля, а «Троица» уворачивалась от одной опасности, чтобы затем, лавируя, миновать следующую. Мало-помалу небо начало светлеть, и постепенно прояснялись масштабы бедственного положения «Троицы».

Впереди проступили очертания скалистого побережья: в обе стороны, насколько хватало глаз, тянулись нагромождения серых и черных утесов. За зубьями скал возвышались голые каменные кряжи, которые перерастали в склоны и каменистые осыпи прибрежного горного хребта, чей зубчатый гребень был слегка припорошен снегом. Ничто не могло внести разнообразие в эту унылую картину пустоты и заброшенности, даже редкие заросли темных деревьев в укромных складках аскетического ландшафта. Ближе к кораблю виднелись маленькие прибрежные островки и рифы, о которые «Троица» едва не разбилась в темноте и которые по-прежнему грозили бедой. Об опасности напоминали волны, то и дело взрывавшиеся каскадами пены, а поверхность моря вдруг поднималась и опускалась, когда внезапное восходящее течение предупреждало о подводной скале и отмелях. Даже проливчики между островками таили беду: вода в них текла странно, иногда была с прожилками пены, а порой становилась насыщенной сине-черной и гладкой, что говорило о мощном течении.

— Держись! — закричал Дан. Он заметил, как предательский шквалистый порыв взметнул белые барашки, разорвав гладь моря, и теперь несся по направлению к кораблю. Гектор напрягся. Под напором ветра «Троица» накренилась. Снизу донесся скрип и скрежет рангоутного дерева фок-мачты, а затем раздался треск, словно что-то сломалось. Сильный шквал закрутил над водой туманный вихрь мелкой пены и швырнул его в корабль, отчего палуба мгновенно потемнела и стала скользкой. Гектор ощутил влагу на лице, за шиворот скатилась холодная струйка.

Оклик с палубы заставил его посмотреть вниз. Гектора знаками звал к себе Шарп, приказывая вернуться к штурвалу. По вантам Гектор спускался осторожно, крепко цепляясь за трос, на случай, если налетит еще один шквал, и наконец добрался до палубы полуюта. От ярости Шарп уже не кипел, его обуревала сдерживаемая злость. Стоявший рядом Сидиас имел жалкий и испуганный вид.