Он хлопает себя по бедрам, а затем обнимает меня, все еще держа открытое лезвие в правой руке.

– Проходи, Белл-мудозвон! – смеется он. – Что за хрень с тобой? Не звонишь, не пишешь. А у нас ведь были большие планы.

– Все пошло прахом, – говорю я.

Даррен согласно кивает.

– Да, целая куча дерьма обрушилась на старину Илая Белла… Эх, старые добрые деньки… – Он берет мою правую ладонь, подносит к глазам, проводит пальцем по бледному обрубку моего потерянного пальца. – Тебе этого не хватает? – спрашивает Даррен.

– Только когда пишу.

– Да нет же, дубина, я имею в виду жизнь в Дарре! Скучаешь по Дарре?

– Бывает, – отвечаю я.

Даррен возвращается за свой стол.

– Хочешь что-нибудь выпить? У меня тут полный холодильник прохладительных напитков.

– Есть что-нибудь из «Пасито»?

– Нет, – говорит Даррен. – Есть кола, «Соло», «Фанта» и крем-сода.

– Мне и так зашибись, – говорю я.

Он откидывается на спинку стула и качает головой.

– Илай Белл вернулся в город! Рад тебя видеть, Тинк.

Его улыбка медленно увядает.

– Это хреново – то, что случилось с Лайлом, – произносит он.

– Это не Бич? – спрашиваю я.

– Что – «не Бич?» – переспрашивает Даррен.

– Это не Бич настучала на Лайла?

– Ты думаешь, это была мама? – спрашивает он недоуменно.

– Нет, я так не думаю, – говорю я. – Но все может быть. Так это не она?

– Она считала Лайла таким же клиентом, как и Титуса Броза, – отвечает он. – Помимо того, что стучать не в ее правилах, у нее не было никаких причин стучать на чей-то сторонний бизнес, потому что она просто занималась своим собственным бизнесом, Тинк. Если Лайл был достаточно глуп, чтобы вести дела с ней за спиной своего босса, – то это его дело, не ее. На его наличных такие же цифры, как и на чьих бы то ни было. Не, чувак. Да ты и сам точно знаешь, какая крыса его сдала.

Нет. На самом деле я не знаю. Совсем не знаю. Вообще.

Даррен ошарашенно смотрит на меня, открыв рот.

– А ты и впрямь очень наивный парень, Илай, – говорит он. – Разве ты не знаешь, что самые жирные крысы всегда ближе всего к сыру?

– Тедди?.. – спрашиваю я.

– Я бы сказал тебе, Тинк, но я не стучу ни на кого, – говорит он.

Друзья Даррена согласно кивают.

Ссыкливый членосос, так называемый «друг» Тадеуш «Тедди» Каллас. Гребаный сыроед.

– А где твоя мама? – спрашиваю я.

– Она наверху в доме, отдыхает, – отвечает Даррен. – Ей поставили неутешительный диагноз год назад. Я думаю, это от солнца.

– Рак?

– Нет, катаракта, – говорит он. – Бедная Бич больше ничего не видит.

Охранник ставит мой рюкзак на его стол. Даррен заглядывает внутрь.

– Ты все еще поставляешь Титусу Брозу? – спрашиваю я.

– Нет, этот гондон перебежал к Дастину Вангу и БТК, – отвечает он. – Тот инцидент с твоим драгоценным Лайлом не поспособствовал доверию между мамой и Титусом.

Даррен засовывает свой нож в пакет и вытаскивает его с крупинками высококачественного героина Лайла на кончике.

– Что такое «БТК»? – спрашиваю я.

Лайл рассматривает «дурь» на ноже, словно ювелир, проверяющий чистоту алмазов.

– «Born To Kill»[50], – говорит Даррен. – Это новый мир, Тинк. Времена изменились. Теперь каждый поставщик состоит в какой-то банде. «БТК». «5Т». «Парни с канала». У экспортеров на родине есть четкие правила вокруг всего этого дерьма. Все идет через абракадабру-Кабраматту на юге, а все главари в Кабе были вынуждены оказаться по разные стороны баррикад, когда произошел раскол между главарями в Сайгоне[51]. Этот грязный сученыш Дастин Ванг вошел в «БТК», а моя мама – в «5Т».

– А что такое «5Т»?

Даррен оглядывается на своих друзей. Те улыбаются. Они все скандируют какую-то речёвку по-вьетнамски. Даррен встает, расстегивает свою красную нейлоновую куртку «Адидас» и приспускает белую безрукавку, чтобы продемонстрировать татуировку на груди – большая цифра «5» и буква «Т» в форме кинжала, вонзающегося в черное сердце, украшенное пятью вьетнамскими словами: «Tình, Tiên, Tù, Tôi, Thu».

Банда «5Т» скандирует в унисон:

– «Любовь, деньги, тюрьма, грех, месть!»

Даррен кивает.

– О дааа, черт побери! – одобрительно говорит он.

В дверь бункера раздается стук. Мальчик-вьетнамец лет девяти, тоже одетый в темно-синий нейлоновый спортивный костюмчик «Адидас», вбегает в офис Даррена. Он весь потный. Он что-то кричит Даррену по-вьетнамски.

– «БТК»? – спрашивает Даррен.

Мальчик кивает. Даррен кивает старшему бандиту, стоящему по правую руку от него, который по очереди кивает трем другим бандитам, и те бросаются наружу из бункера.

– Что это значит? – спрашиваю я.

– Гребаное звено «БТК» разгуливает по Грант-стрит, – объясняет Даррен. – Они не должны ходить по чертовой Грант-стрит.

Даррен раздражен и нетерпелив. Он заглядывает в мою сумку в очередной раз.

– Сколько? – спрашивает он.

– В смысле? – говорю я.

– Сколько? – повторяет он. – Сколько ты просишь?

– За наркоту? – уточняю я.

– Нет, Тинк, за то, чтобы ты дал мне посмотреть на твой член. Да, сколько ты просишь за наркоту?

– Это та самая наркота, которую твоя мама продала Лайлу почти четыре года назад.

– Что ж ты сразу не сказал, – говорит он сухо и саркастично. – Я-то думал, может, ты начал собственный бизнес поставщика в Брекен-Ридже.

И я начинаю произносить свою речь продавца. Я шесть раз репетировал ее вчера в нашей спальне, но там на меня не таращились четырнадцать устрашающих вьетнамцев в темных очках.

– Я полагаю, учитывая то внимание, которое квинслендская полиция уделяет торговле героином в последнее время, товар такой кристальной чистоты…

– Ха! – ржет Даррен. – Кристальной чистоты? Мне это нравится, Тинк. Звучит, как будто ты продаешь мне английского дворецкого или что-то в этом роде. «Кристальной чистоты»!

Бандиты смеются.