– Ну?!

– После случившегося кавалергарды должны былиарестовать императорскую фамилию… те, кто состоял в заговоре… Получив известие,полковник Кестель должен выдвинуться со своим полком, разыскать по квартирам исобрать сенаторов, чтобы они утвердили приготовленный манифест о пресечениидинастии и временно образованном правительстве с камергером Вязинским во главе…Лейб-гвардии егерский…

Он говорил и говорил, захлебываясь, сыпля фамилиями иподробностями. Когда фамилии стали третьестепенными, а подробности – чересчурмелкими, Ольга решительно его прервала:

– Достаточно. Хорош… Ну что же, ступай к своемуэскадрону и веди себя так, словно ничего не произошло… а я подумаю потом, что стобой делать… Марш!

Она ухватила ошеломленного ротмистра за ворот – на сей разбез всякой магии, своей собственной рукой – и вытолкала из палатки, что былосовсем нетрудным делом: ротмистр, совершенно ошалев, стал подобен бессильнойватной кукле. Оказавшись снаружи, он оглянулся полубессознательным,затуманенным взором. И нигде не увидел императора – а стоявший неподалекукорнет-белавинец и до того был чересчур мелкой птахой, чтобы обращать на неговнимание, а уж теперь, когда ротмистр пребывал в совершеннейшей помрачениичувств… Он закатил глаза, тихо охнул и осел на подогнувшихся ногах, теряясознание.

К нему бросились со всех сторон, на Ольгу никто не обращалвнимания, и она, забрав поводья у коновода, вскочила в седло, рысью поехала квозвышенности, на которую уже поднималась блестящая кавалькада, –сверканье мундирного шитья и эполет, высокие султаны из перьев на генеральскихтреуголках, разноцветье орденских лент, обилие разнообразнейших звезд…

Вдали, в поле – она видела краем глаза – уже перестраивалисьпехотные колонны, развевались знамена, доносился четкий, размеренный барабанныйбой, неподвижно застыли желонеры с яркими разноцветными флажками на штыках,солнечные лучи играли на амуниции и металлических деталях ружей, начищенных донеправдоподобного блеска… Войска начинали выдвигаться на исходные позиции вожидании сигнала.

Кто-то – судя по эполетам и мундиру, чин немалый – бросилсяей наперерез, размахивая кулаком и крича что-то злое с перекошенным лицом: нуконечно, появление простого корнета в совершенно неподобающем ему месте былособытием чрезвычайным… Ольга, сжав губы, пригнулась к конской шее и скакаладальше, уже не заботясь о том, чтобы отводить глаза, пытавшимся ее остановить.

До возвышенности, где намеревался расположиться государь сосвитой, оставалось еще далеко. Она яростно хлестнула коня, и гнедой наддал,сшибив грудью очередного бдительного цербера в пышных эполетах, с Владимирскойлентой через плечо.

Ольга, не отрываясь, смотрела вперед. Коноводы уже сводили свозвышенности коней, император и свита расположились полукругом, глядя в поле,на марширующие колонны, гнедой летел уже полным галопом, земля с травой летелииз-под копыт, и Ольга боялась не успеть…

Она уже различала лица. Император, как и следовало ожидать,стоял впереди всех, а прочие теснились на почтительном отдалении, отступя нанесколько шагов, выстроившись полукругом, в выжидательных позах…

Она уже различала цвет глаз. Из-за спины императора внезапновыдвинулся знакомый ей человек, в мундире с флигель-адъютантским аксельбантом,вырвал руку из-за отворота расстегнутого мундира, оказался лицом к лицу симператором, замахнулся. Остро, ярко, блеснула сталь, солнце ослепительными зайчикамиотразилось от длинного лезвия. Послышался крик:

– Смерть тирану!

Ольга обрушилась на него с седла, упав на плечи, и обакубарем покатились по земле. В растерянности она забыла обо всех своих умениях,вцепилась в руку с кинжалом, прижимая ее к земле, не видя ничего вокруг, кромехищно сверкающего лезвия, и, помня о словах камергера, опасалась о негоневзначай порезаться. Вистенгоф, опомнившись, боролся изо всех сил, у Ольги нехватало сил с ним справиться, он ее почти стряхнул, пытаясь подняться на ноги…

И вдруг все переменилось самым радикальным образом. Сразунесколько человек, мешая друг другу, навалились на Вистенгофа, выворачивая емуруки, вцепившись, как собаки в медведя, чей-то жесткий эполет оцарапал Ольгещеку, а потом ее оттеснили от покушавшегося, подняли, помогли встать на ноги, икто-то пробасил, успокаивая:

– Все-все-все, корнет, не беспокойтесь…

– Осторожно, лезвие отравлено! – крикнула она.

Кто-то, расслышав, аккуратно взял кинжал за рукоять двумяпальцами и зачем-то поднял над головой. Вистенгофа держали надежно, он уже непытался вырываться, поник, уронил голову. Свита сбилась вокруг них толпой.

И посреди всей этой суматохи послышался резкий и властныйкомандный голос настоящего императора:

– Вернитесь в прежнее положение, господа! Что затолчея?

Это подействовало моментально. Свита выстроилась в прежнемпорядке, исключая разве что Ольгу и тех, кто держал полковника.

Она увидела императора в двух шагах от себя. Он былсовершенно такой, как на портретах, разве что самую чуточку постарше – нохолодную властность живописцы, как оказалось, передавали совершенно точно.

– Кто таков? – спросил император отрывисто.

– Белавинского гусарского полка корнетЯрчевский, – ответила Ольга, пытаясь принять положение «смирно». –Мне случайно стало известно, и я поспешил…

– Понятно, – сказал император, скупоулыбнувшись. – Ну что же, братец, пожалуй, я тебе обязан, а? Крайнеобязан… Хвалю. – Он бросил мимолетный взгляд на Вистенгофа. – Хорошпрохвост… Уведите его. Корнет, соблаговолите подождать среди этихгоспод. – Он небрежно указал на правый фланг свиты. – К превеликомусожалению, у меня нет времени прочувствованно вас поблагодарить… не отменять жеманевры из-за происшедшего? Павел Андреевич, – обернулся он к одному из свитскихгенералов. – Дайте сигнал к началу. И позаботьтесь, чтобы по окончаниидвижения войск у меня непременно была возможность побеседовать с моимспасителем… Начинаем!

В его голосе, движениях, тоне не было ни следа растерянностиили волнения, словно ничего и не произошло. Вот это император, с уважениемподумала Ольга.

Император уже смотрел в поле, на сближавшиеся колонныгвардейской пехоты. Свита замерла. Павел Андреевич, в свою очередь, отдалкакие-то приказания подскочившим к нему блестящим адъютантам, и они бросились вразные стороны, а один, высоченный капитан-кирасир, подойдя к Ольге, сказал такпочтительно и церемонно, словно на ней красовались генеральские эполеты:

– Пожалуйте сюда, здесь вам будет удобно…

Она оказалась на правом фланге, рядом с раззолоченнымигенералами и статскими в придворных мундирах – те и другие украдкой косились нанее со жгучим любопытством, не в силах его проявить как-то иначе. Среди нихвдруг мелькнуло знакомое лицо – и в следующий миг, перехватив ее взгляд,камергер Вязинский, представший во всем блеске золотого шитья и орденов,улыбнулся доброжелательно и широко, чуть поклонился. Но в глазах его, не стольуж глубоко, полыхала такая лютая злоба, что Ольге показалось, будто вокругстоит трескучий мороз…