– Не позволю! – прогремело на весь зал. – Не позволю безобразничать! Марш на место, иначе больше ноги здесь вашей не будет! Ишь чего захотели! У нас приличное заведение! Езжайте в Яму и там творите, что хотите, а здесь не позволю!

Это создание толкнуло остановившегося Ивана в грудь, тот сразу сник и вернулся на свое место.

Водка снова и снова обжигала горло, и наконец в голове образовалась пустота, вытеснив все мысли. Я отказал Насте, твердо заявив, что хочу только Варю, а к своему требованию присовокупил пять рублей. Вскоре я вместе с ней поднялся в ее комнату, стал мучить ее тело, удовлетворяя свое. В ответ на ее слезы крикнул:

– Ты не Аника! Не Аника! Не сметь себя так называть!

Через час с друзьями, также посетившими верхние комнаты, насытившись продажной любовью и заплатив за это по три рубля с человека, мы покинули заведение. Мы торжественно несли тело упившегося чиновника с перемазанной холодцом физиономией, мирно почивавшего и готового путешествовать таким образом всю эту ночь. По-прежнему моросил мелкий дождь, но нам он был нипочем. Вскоре мы грянули во все горло старинную студенческую песню на мертвой латыни: «Edite, bibite, post mortem nulla voluptas!»[27]

* * *

Глеб открыл глаза и облизнул пересохшие губы.

– Я что-нибудь говорил? – спросил он.

– Достаточно много! – обнадежила его Алина. – Я все записала на кассету. Завтра ты ее получишь, а себе я сделаю копию.

– Я заберу ее сейчас. Достаточно того, что ты слышала, – жестко произнес Глеб и зло посмотрел на нее.

Ее зеленые глаза смеялись, она снова напоминала Ольгу. Лина вытащила кассету из магнитофона и отдала ее Глебу.

– Возьми, мне чужого не надо!

Он схватил кассету и выскочил за дверь. Уже в машине вспомнил, что не дождался Романа, но возвращаться не стал.

Дома, успокоившись, он вставил кассету в магнитофон, чтобы прослушать запись. Шелестела пленка кассеты, первозданно чистая, какие-либо звуки отсутствовали. Он упрямо прослушал всю кассету, обе стороны, и, убедившись, что на ней ничего не записано, позвонил Лине. Трубку никто не взял, номера своего мобильного она не дала. Глеб вышел из дома, сел в машину и поехал к ней домой. В окнах ее квартиры было темно, и, сколько он ни звонил в дверь, никто не откликнулся.

Вернувшись домой, Глеб почувствовал сильное недомогание и понял, что заболевает.

«Спать и только спать, завтра я снова буду здоровым и сильным», – дал он себе установку перед тем, как заснуть. Забывшись на пару часов в полудреме, насыщенной ускользающими картинами, он проснулся ночью от того, что его сильно тошнило. Его несколько раз вывернуло чуть ли не наизнанку, до вкуса желчи во рту.

Вспомнив, что при отравлениях требуется пить много воды, он вскипятил чайник и заварил чай. Его снова вывернуло, но стало легче. «Скорую помощь» Глеб вызывать не стал, посчитав, что самое страшное позади, – позывы к рвоте прекратились. Вскоре он провалился в глубокий тяжелый сон без сновидений. Проснулся поздним утром, ощущая себя полностью разбитым, вялым. «Что за дрянью Лина меня опоила?»

Глеб обзвонил по телефону клиентов, отменил встречи на ближайшие два дня. То, что он увидел у Лины под воздействием то ли вина, то ли гипноза, мучило его. Он не понимал, как эти видения воспринять и могло ли все это произойти в реальности. Из увиденного выходило, что в предыдущей жизни он был подлецом Михаилом, из-за которого была казнена его возлюбленная Аника Мозенз, ни в чем не повинная. Видения странным образом переплетались с фантасмагориями Романа. А его предположение, что после казни душа этой девушки вселилась в журналистку Юлию, которой он, мягко говоря, симпатизирует?

Если даже была предыдущая жизнь, она не может иметь связи с нынешней! Это же не многосерийное «мыло»! Жизнь у человека только одна, со всеми ошибками его и достижениями. Он несколько раз порывался позвонить Юле, но в последний момент останавливался. Так Глеб пролежал до тех пор, пока не раздался звонок в дверь.

Роман пришел с опозданием и, не увидев возле подъезда автомобиля Глеба, удивился, подумал, что тот тоже опаздывает. Решил не ждать психоаналитика внизу, а подняться в квартиру. Вдруг у Глеба Леонидовича планы изменились?

Когда дверь ему открыла та самая Лариса, он обомлел и лишился дара речи. Та, нисколько не удивляясь его приходу, дружелюбно улыбнулась и предложила войти.

– Наверное… – только и смог он выдавить из себя.

– Рома, ты попал по адресу, – успокоила она его. – Глеб Леонидович уже был, но ему понадобилось срочно отъехать. Он поручил занять тебя до его возвращения. Проходи.

Роман заколебался, не зная, стоит ли ему входить, хотя раньше он разыскивал Ларису, надеясь получить у нее ответы на свои вопросы о той ночи на Лысой горе.

– Глеб Леонидович сказал, что здесь проживает его одноклассница Алина, коллега, психолог, которая проведет сеанс гипноза.

– Все верно – это я, – мило улыбнулась Лариса. – Не бойся, я тебя не съем. Разве что поскучаешь немного со мной. – Она выстрелила в него жгучим взглядом, и он покраснел, вспомнив, что они вытворяли в ту ночь.

Лариса провела его в гостиную и усадила в кресло. На столе стояла початая бутылка вина и два чистых бокала. Она тут же зажгла стоящие на столике три черные свечи.

– Не возражаешь? Они помогают мне в работе.

Запах горящих свечей показался Роману отвратительным, но его волновало другое.

– Лариса, я вас давно разыскивал. Не знаю, с чего начать…

– Не знаешь – не начинай, – прервала его Лариса. – Вроде бы мы с тобой были на ты? Не переживай, у нас достаточно времени для разговора – мы начнем, только когда вернется Глеб Леонидович. Выпей вина, оно поможет тебе успокоиться. – Она налила ему в бокал красного вина.

Роман послушно отпил половину налитого вина и поставил бокал на столик. Лариса оказалась за его спиной и наложила руки ему на голову.

– Закрой глаза, слушай только мой голос! – властно приказала она.

Роман послушно закрыл глаза.

* * *

Жара в тот день, стояла небывалая, несвойственная началу лета. Снежная, морозная зима канула в небытие, словно и не было ее никогда. Капризная весна, пришедшая с опозданием, правила, казалось, лишь краткий миг и раньше времени уступила верховенство лету.

Воздух был тяжелый и густой, и это предвещало грозу, о ней предупреждали и воробьи, самозабвенно купающиеся в пыли. Предгрозовое состояние в природе вызывало раздражение и нервозность у людей, становилось причиной ссор и подавленного настроения. Бесконечно длинный день заканчивался, солнце, прятавшееся за тучами в мрачном небе, так и не выглянув полностью, быстро скатилось за горизонт. Наступивший вечер не принес никаких изменений, по-прежнему было жарко и душно – гроза запаздывала.