Крупные капли дождя стучали по серым стенам дворца, в котором когда-то, три века назад, последний раз широко отмечал языческий праздник Тары лейнстерский король Диармайт. С той поры жертвенник не осквернялся кровью, а окруженный семью рядами осыпавшихся от времени валов дворец потихоньку ветшал, приходя в негодность. Часть стен его, окружавших Медовый Покой, разобрали на нужды монастыря монахи Армы, часть — растащили под шумок местные жители.

— Ничего, — вытерев упавшие на голову дождевые капли, злобно осклабился друид — большеголовый, с черными пылающими глазами, он напоминал в этот момент отшельника Фер Кайле — знаменитого персонажа народных преданий.

— Когда-то мы, друиды, были сильны, Велимор, — обернулся он к черноволосому юноше-волкодлаку. — Куда сильнее, нежели даже ваши волхвы… Но быстро растеряли все свое могущество, и так, что никто ничего не понял. Ну, пришел святой Патрик, Ирландия поверила в распятого бога, но не отреклась и от старых богов, просто они постепенно забывались, и что еще хуже — хитрые попы подменяли древних богов своими святыми, так, к примеру, стала почитаемой святой богиня Бригита… О, христиане, это хитрые, страшные люди — народ они перетянули на свою сторону постепенно, а знать… знать — сразу! Еще бы, многие вожди завидовали влиянию и славе друидов… И быстро воспользовались новой верой. Не прошло и двухсот лет, как были почти забыты старые боги, а друиды стали вызывать лишь насмешку… Ничего! Ведь у нас Лиа Фаль — волшебный камень Ирландии! — с торжествующим криком друид сорвал с шеи изумрудный кристалл и, бросив его себе под ноги, наступил… постоял немного, отошел в сторону, потянув за рукав молодого волхва: — Наступи!

Не смея ослушаться, тот осторожно накрыл ногой камень, цепенея от страха.

— Не кричит, — поджал губы друид. — Лиа Фаль — кричащий камень. Он кричит под тем, кому суждено стать властелином Ирландии. Нам с тобой, видишь, не суждено.

Подняв камень, жрец положил его на край жертвенника.

— Мы окунем его в кровь, — тихо сказал он. — И вся Ирландия вспыхнет в кровавых усобицах, и наступят темные времена:

Станет каждый предателем.

Каждый мальчик грабителем,

Сын возляжет на ложе отца…

Дурные времена,

Сын обманет отца,

Дочь обманет мать.

Так будет! И мы с тобой станем великими, и я вновь обрету свою силу милостью древних богов… О Кром! О могучий Кром Кройх! — Друид упал на колени, уткнулся лицом в жертвенник и, резко подняв глаза, возопил: — Жертвы! Ты получишь жертвы, Кром Кройх! Велимор, веди сюда мальчиков.

Молча поклонившись, волхв притащил из соседнего помещения двух связанных пастушков, бледных, со светло-рыжими волосами.

— Что, красноголовые, дрожите? — снимая узкий пояс, страшно засмеялся друид. — Возьми меч, Велимор, и подтащи их поближе к кувшинам… Сейчас я начну душить их, и как только каждый начнет дергаться — только тогда, слышишь, ни раньше ни позже — ты отрубишь им головы. Старайся, чтобы каждая голова упала точно в кувшин… А уж потом… Потом и ты сможешь насладиться кровью.

Велимор поклонился, в глазах его вспыхнул на миг красный кровавый огонь.

— Начнем! — Нагнувшись, друид провел по лицам мальчиков желтой пыльцой омелы — священного дерева Крома. Захлестнув поясом тонкую шею ребенка, жутко захохотал…

В сыром воздухе чуть слышно просвистела стрела, впиваясь в руку друида.

— А! — упал на жертвенник жрец, оглянулся и заскрипел зубами, завидев своих давних врагов, взявшихся здесь неизвестно откуда.

Хельги-ярл, Конхобар-предатель, ромеец-монах… За ними двое воинов. Всего двое…

Серой тенью бросился вон Велимор, и один из воинов ярла выскользнул вслед за ним, на ходу натягивая лук…

Друид схватился за меч.

— Можно подумать, ты умеешь им пользоваться! — усевшись на жертвенник, презрительно усмехнулся Хельги. Что-то вскрикнуло под ногой его, и ярл с удивлением поднял с земли камень… Волшебный камень Лиа Фаль, символ Ирландии.

— Он может стать властелином и здесь! — в ужасе прошептал друид.

Хельги повернулся к нему:

— Брось меч, неудачник!

— Что?

— Ты, Форгайл из Брегг, когда-то был изгнан из своего рода за кражу коров и скитался по дорогам всех пяти королевств, униженно прося милостыню…

— Нет, это неправда! — побледнел друид. Не было хуже позора, чем позор поношения.

— Затем ты стал убийцей. Помнишь ограбленных путников в горах Коннахта?

Друид замахнулся мечом… Хельги выбил оружие одним движеньем клинка.

— О Кром Кройх! — пав на колени, возопил друид, чувствуя, как уходит из него колдовская сила.

— Напрасно ты взываешь к своим мерзким богам, — усмехнулся ярл. — Они не любят слабых. Ты ведь всегда был слаб, друид, и твоя волшебная сила — лишь милость богов, а все твои умения, весь твой ум, всю изворотливость ты брал из чужих душ, из душ тех несчастных, в чьи тела поселялся. Что же ты теперь не предстал в обличье несчастного санитара? Побоялся, что Кром не узнает тебя? А зачем теперь ты вообще нужен этому богу? Что можешь и что умеешь кроме как обманывать и умерщвлять несчастных детей?

Зарычав, друид растопырил пальцы и бросился на ярла. Ударом кулака тот отправил жреца к стенке:

— Ну, хватит прыгать… Ты все еще думаешь, что тебе помогут твои боги? Напрасно…

Хельги обернулся к Никифору, что-то спросил, кивнул довольно и громко сказал:

— Входите же сюда, уважаемые, не толпитесь у стен.

В сумрачное помещение жертвенника вошли седобородые старцы.

— Узнал их, друид? — обернулся ярл. — Это хранители законов — брегоны. Что ты закрываешь лицо? Они тебя хорошо помнят.

— Ты хотя бы поздоровался с нами, Форгайл, — подойдя к жрецу, покачал головой один из них. — Помнится, когда-то ты выглядел гораздо лучше.

И в самом деле, поверженный друид представлял собой жалкое зрелище — грязный, в мокром плаще, с непропорционально большой головой на тщедушном теле — он был силен лишь милостью кровавых богов, увы, отвернувшихся от неудачника.

— Конхобар, — жрец быстро подполз к Ирландцу, — помоги мне, скажи, что все не так… Ты же был когда-то моим лучшим учеником…

— Да, был, — цинично усмехнулся Ирландец. — Но тогда ты был в силе, а сейчас ослаб. А я, как и боги, не люблю неудачников.

— Как он тщедушен и мерзок, — на ухо Никифору прошептал Дивьян. — Я думал, нам придется сражаться с великим воином, а тут…

— Змея тоже мала, но приносит немало бед, — покачал головой монах. — Пока у нее не вырвут жала. А без яда она — слабый никчемный червяк.

— Так мы вырвали жало?

— Похоже, что так.

Стоя на четвереньках, униженный и опозоренный, друид нащупал рукою нож. Нет, он больше не собирался бросаться на Хельги или кого-нибудь из воинов — слишком уж те были сильны… о, нет, совсем не это теперь было ему надо. Мальчик! Вот тот пастушок, что, уже развязанный, стоит рядом с жертвенником и с любопытством вертит головой. Подползти ближе, резко вскочить, полоснуть по горлу, так чтобы кровь оросила жертвенник… Тогда, может быть, Кром и поможет… Впрочем, это последняя надежда…