Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возможным и весьма вероятным сильным местом Ахиллеса являются его способности храброго и крайне опытного воина, которому нет равных. Добавь к этому неуязвимость — увидишь машину смерти.
Из мифов известно, что Ахиллес замочил Гектора, который брат Париса. Вообще, если бы Парис не оказался слабым на передок, Менелаю пришлось бы искать другой повод для войны против Трои.
Так или иначе, Ахиллес один из лучших вариантов для образа маски.
Едва ли на «простом» потенциале можно добиться истинной неуязвимости, а также сверхъестественных боевых качеств, поэтому Ахиллеса лучше оставить на потом.
Там есть другие персонажи, обладавшие куда лучшими характеристиками, чем Ахиллес. Насколько вижу, в Троянской войне участвовали Одиссей, Атрей, Аяксы, Великий и Малый, Гектор, Парис, Агамемнон, Приам, Антилох, Патрокл и многие другие.
«Илиада» — это не театральная постановка, никогда такой не была, но я вижу, что среди материалов в браузере есть современный спектакль «Илиада» по Гомеру. Автор адаптации — некий Виктор Алексеевич Барсуковский.
Ищу материалы «Илиады» Барсуковского.
— Нет ничего, — с недовольством пробормотал я, натыкаясь на мёртвые ссылки.
У интернета свой зомби-апокалипсис…
— Может, Юлий Цезарь, там, не знаю… — заговорил Илья, подкуривший очередную сигарету. — Кто там ещё есть? Спартак?
— Это всё просто люди, — покачал я головой. — Нужен кто-то с сверхспособностями. Хотя… Что там по Юлию Цезарю?
/17 апреля 2022 года, Санкт-Петербург, ул. Карташихина/
Двое суток — ровно столько потребовалось, чтобы всё подготовить и разучить роли.
Ставить решили произведение Вильяма «Наше всё» Шекспира, «Антоний и Клеопатра».
Я не знал наверняка, как всё это дело должно работать, но лично выточил из дуба театральную маску, вырезав на ней нейтральное выражение, потому что Октавиан Август был спокойным и рассудительным человеком, а также смотрится нейтральным персонажем. В этой шекспировской постановке он не антагонист, а, скорее, положительный персонаж. Это Антоний и Клеопатра сами себе враги, совершающие идиотские поступки.
— Нет, чересчур безумствует наш вождь: его глаза, блестевшие, бывало, как Марс в броне, пред строем боевым, — возвестил Михаил Михайлович, играющий Филона, — забыв свой долг, с подобострастным взглядом устремлены на смуглое чело…
Нахожусь за кулисами, у меня выход только в четвёртой сцене. Если всё получится, придётся вплотную заниматься театральной деятельностью, давая частые постановки…
В этот раз собралась большая часть жителей нашей небольшой общины. Обстановка, несмотря на громкие радиообъявления «Бригады», в городе спокойная. Мертвецов на улицах полно, спецзомби лютуют, суперы решают межличностные конфликты, иногда доносится стрельба, но нас это не касается, поэтому мы продолжаем жить и крепить оборону.
В интернете пытался выяснить о судьбе защитников инженерного замка, может, кто-то сумел выкарабкаться, но я не нашёл ничего. Вообще, сейчас, как никогда, важна анонимность в интернете, потому что есть повышенный риск, что раскрытые сведения могут быть использованы против тебя. Пусть никто не знает, где ты, кто ты и как ты, так безопаснее. И даже если кто-то выжил, едва ли они будут писать об этом на весь интернет.
Стою, курю и думаю.
— О, лживая любовь! — плачущим голосом возвестила Ани. — Где урны те священные, которые бы должен наполнить ты слезами скорби?
— Довольно вздорить, — воскликнул Илья. — А выслушай намеренья мои — я их могу исполнить иль оставить. Все дело в том, какой ты дашь совет. Клянусь огнём, живящим тину Нила, оставлю я Египет, как твой воин и твой слуга, чтобы упрочить мир или вести войну, как ты желаешь.
Эта болтология ещё надолго. Играют до крайности хреново, Ани ещё как-то, а вот Илья исполняет хуже актёров дошкольных постановок. Дошколята хотя бы не так стесняются, а Илья стесняется.
— Я абрикос, на юге рос… — пробормотал я, поправляя маску.
Побыстрее бы уже, не терпится узнать результаты эксперимента.
Наконец, подаётся знак от постановщика, коим выступает Роман Хитров, подписавшийся на это сомнительное мероприятие из научного интереса. Выхожу на сцену, а с другой стороны выходят Антон Борисович, играющий Лепида, а также свита из случайных людей, облачённых в простыни, изображающие тоги. Н-да, надо будет сгонять в Васильевский за реквизитом…
— Теперь, Лепид, ты можешь убедиться, что не в моей натуре ненавидеть великого соперника, — заговорил я. — Вот что мне пишут из Александрии: рыбачит, пьёт, пирует по ночам; в нем столько ж свойств мужских, как в Клеопатре подобно, как и женственности в ней не больше, чем в Антонии. Приёма посол с трудом добился у него, едва-едва он вспомнить удостоил товарищей; в нем виден человек, в котором все людские недостатки, как в перечне коротком, совместились.
— Едва ли в нем их столько, чтоб затмить все доброе, что есть в нем, — озвучил наизусть выученный текст «Лепид» Антон Борисович. — Недостатки Антония подобны звёздам в небе, сияющим тем ярче, чем черней ночная тьма; они в нем от природы скорее, чем от воли; бросить их скорее он не может, чем не хочет.
— Ты слишком добр, — продолжал я отыгрывать роль. — Допустим, что не грех покоиться на ложе Птолемея, за миг веселья царством заплатить, с рабами пить, или средь бела дня по улицам шататься в пьяном виде…
Надеюсь, одного моего мастерства хватит, чтобы вытянуть постановку…
Постановка продолжается своим чередом. Когда сцена с Октавианом и Лепидом была отыграна, ухожу за занавес и краем глаза отслеживаю реакцию зрителей. Кто-то крайне недоволен, потому что наше поделие на уровне детсада, а кому-то интересно, но главное — равнодушных нет. Это если давать такое дерьмо неделями подряд, будут равнодушные, которые не знают, зачем пришли, но сейчас, когда эта постановка впервые, внимание зала полностью на нас.
Время идёт, я, как вор в законе, иногда выхожу, а отдуваются Ани и Илья, обладающие здесь самыми большими ролями.
Публика не устала, потому что такого прочтения «Антония и Клеопатры» они ещё не видели — непрофессиональные актёры на главных ролях, более того, вообще не актёры, а профи на второстепенной роли, ещё и с усложнением в виде маски. Но играем с серьёзными лицами, потому что интенсивно готовились.
— … Пусть войско всё при погребенье тела торжественно присутствует. Потом вернёмся в Рим. Иди же, Долабелла, распорядись печальным торжеством, — закончил я постановку.
Сразу же раздались аплодисменты, кто-то заулюлюкал, а затем до меня донеслись удивлённые возгласы. Я пощупал свою маску и понял, что она прильнула к моему лицу.
Бумажный «лавровый» венок потяжелел, как и