казались невесомыми: они были вышиты на особой ткани, практически неразличимой на коже. От плеч почти до самого пола тянулся ворох тонких серебристых нитей, напоминающих львиную гриву. Длинные узкие рукава из того же незаметного глазу материала имитировали голые руки, украшенные приклеенными бриллиантами. И лишь белые перчатки являлись не данью моде, а раздражающей необходимостью следования протоколу. Пока старая служанка поправляла платье на Телларии, молодая, Ге́да, приглаживала изящные локоны принцессы до идеального блеска.

– Какая вы прекрасная! – неловко проронила Геда, на мгновение замерев подле принцессы и восхищенно уставившись на нее. – Честное слово, так не стыдно и замуж выходить!

Теллария одарила служанку снисходительным взглядом и промолчала. Что вольерная деревенщина может понимать в драгоценных камнях и тканях? Подобных нарядов у принцессы бельвитовая тьма, один лучше другого. На свадьбу же она планировала самое замысловатое, самое дорогое платье, которое видел Сунтлеон. Однако сегодня не ее свадьба. Сегодня ей предстоит куда более серьезное дело.

– Довольно! – холодно проронила Теллария, остановив назойливое мельтешение служанок. – Ге́да, сережки из ма́нумитского хрусталя. Эсты́р, духи. Те, веритациа́нские.

Эстыр бросила на Телларию недоумевающий взгляд. На секунду принцессе показалось, что та посмеет возразить, но нет, не стала. А если бы и посмела, Теллария сразу же пресекла бы такое поведение. «Ну, вот, – подтвердила она сама себе. – Значит, я все делаю правильно. Куда приведет мое правление, если мне станут перечить безродные слуги».

Пока она в последний раз оценивала свое отражение, служанка торопливо вернулась с подносом в руках. По центру возвышался изящный флакон с искусной резьбой по цветному стеклу. Откупорив его, Теллария смочила палец духами, благоухающими белой акацией и акалифой, дотронулась до кожи за ушами, ямочки между ключицами и ложбинки между грудями. Завидев подобный жест, Ивесса наверняка пришла бы в пра-ведный ужас, ведь до сих пор считала, что ее дочери впору носить детские платьица и играть в детские игры. Но этим вечером Теллария, наконец, докажет, что она взрослая, и проявит себя, как настоящий политический игрок.

Принцесса возвратилась из своих дум в мир настоящего и стремительно шагнула назад. Геда, держащая на подносе баснословно дорогие серьги, громко ойкнула, попыталась воспрепятствовать случившемуся, но сила гравитации сделала свое дело: хрустальные серьги, подаренные Верховным Алхимиком, превратились в осколки, напоминающие теперь дешевое стекло. Переливающаяся алхимическая иллюзия внутри хрусталя погасла, как только надломились соединяющие руны. Теллария влепила служанке пощечину с такой силой, что ее собственная ладонь поалела и неприятно запульсировала. Голова Геды дернулась в сторону.

– Криворукая идиотка! Выметайся! Отправляйся обратно в Вольер! Там тебе самое место!

По щекам Геды потекли слезы. Телларию это только еще больше взбесило.

– Будешь реветь, еще и выпороть прикажу! Вон! – закричала она. И с утихающим гневом проследила за тем, как зареванная девушка улепетывает из ее спальни, будто на нее натравили гончих Дар-Инспекции.

– Зря вы так, – пробормотала Эстыр.

– Тебя забыла спросить! Хочешь отправиться следом? Нет? То-то же. Вот и молчи. И убери здесь все до моего возвращения!

Эстыр поджала губы и тяжело вздохнула. Принцесса же, гордо вскинув подбородок, уверенной поступью вышла из опочивальни.

Внутренности разъедала досада о потере. Телларию больше волновала не цена, – хотя, конечно, пустить пыль в глаза стоимостью драгоценностей она любила, – а уникальность подслушивающих сережек. Можно вдоволь насладиться куриными пересудами и сплетнями послов и придворных дам, когда они откровенно разговаривают между собой, понятия не имея, что каждая крупица оброненных слов достигает ушей той, о ком говорят. Впрочем, Теллария этим и забавлялась, чувствуя себя на вершине мира, понимая, кто ей друг, а кто – нет. Удобно знать, через кого лучше пустить слухи, чтобы они наверняка распространились по замку, словно простуда в сезон бурь.

Размышляя об этом, Теллария бежала по коридорам Оска́ла, своего замка, устланного нежными серыми но́блесскими коврами. Белые с черными прожилками мраморные колонны и лестницы сплетались в единую вереницу декораций, в которых она чувствовала себя счастливой. Сегодня больше ничто не испоганит ей настроение!

Каблучки туфель отстукивали игривый мотив, разносящийся эхом и врывающийся в следующие комнаты за несколько секунд до ее появления. При виде стражников Теллария сдерживалась, высокомерно внимая почтительным поклонам и пожеланиям доброго вечера, после чего вновь уносилась сквозь старинные помещения, будто порыв сквозняка. Вот мимо нее проплыл интерьер спальни старого короля Гарре́я, деда Телларии, который погиб в Кричащей войне с банши. Дорого обставленные хоромы с шикарной кроватью, достойной Со-Здателя; старинной мебелью, белый цвет которой с каждым годом становился все более серым; инсандийскими цветастыми национальными масками и оружием; различными сувенирами, подаренными королю в знак почтения, и простым огромным камином, в котором можно было зажарить целого кабана. Возможно, именно эти покои Теллария выберет, когда станет королевой.

Она проскочила внутрь следующей комнаты сквозь приоткрытые двери. На некоторое время даже эхо застыло, словно выдерживая почтительную тишину.

Здесь царил полумрак. Зашторенные окна пропускали несколько лучиков закатного оранжевого света, который дробился на белом полу лужицами расплесканного огня.

Теллария остановилась в центре спальни бывшего кронпринца, своего брата, которого она знать никогда не знала – он умер за год до ее рождения. Покои были обставлены столь скромно, что с трудом можно было догадаться, чьи они. Теллария не раз слышала, что ее брат вовсе не был рад своему положению и часто высказывал мысли об отречении от престола. Судьба вняла его желаниям. По-своему.

Теллария подошла к камину, над которым возвышался портрет-паутинка Ко́рвуса Арстана. Статный юноша с аристократическими чертами лица, острыми скулами, волевым подбородком, роскошными, даже по меркам женщин, платиновыми волосами до лопаток и серебристыми глазами. Пробивающаяся серая щетина делала его на портрете взрослее, чем он был в действительности накануне гибели.

Арстановскую породу видно издалека, но ничто не убивает ее так, как безалаберное отношение к одежде. Теллария, наморщив нос, критично разглядывала простецкую рубаху брата. «Ну кто с венцом ходит в одежде слуг?» – в негодовании задумалась она, но, в итоге, лишь пожала плечами. Возможно, мать и носится со всеми пожитками почившего сына, как с драгоценным сверговским кладом, и до сих пор считает его лучшим претендентом на корону за всю историю Сунтлеона, но она-то, Теллария, знает правду.

Решительно отвернувшись от портрета и словив напоследок укоризненный взгляд погибшего брата, принцесса осмотрела покои. Ей не пришлось долго искать. Торопливо подобрав подол платья, Теллария в несколько шагов преодолела расстояние, отделяющее ее от пьедестала, на котором покоился бельвитовый венец Корвуса с металлическими львиными когтями. Не королевская корона, но что поделать. Всему свое время. Теллария подхватила его и оглянулась, прощаясь, на портрет в последний раз. С этого ракурса было