Мне хочется начать шарить по карманам в поисках нужных слов и предложений, но я их не нахожу. Ни единого словечка, ни даже предлога или междометия, потому что не может быть слов, которые послужили бы ответом на столь нелепую просьбу.

Уорнер все еще улыбается, его плечи чуть заметно трясутся.

— Но это не аргумент, — начинаю я. — Никому не может понравиться, когда его содержат заложником…

Он резко вздыхает. Проводит рукой по волосам. Пожимает плечами:

— Ваши люди теряют время напрасно. Мое похищение никогда не станет вашим преимуществом. Вот это, — заключает он, — я могу вам гарантировать.

Время ужинать.

Кенджи и я сидим с одной стороны столика, Адам и Джеймс устроились напротив.

Мы сидим здесь уже полчаса и готовы обсудить мой разговор с Уорнером. Я посчитала необходимым не упоминать в беседе свой дневник, хотя теперь начинаю задумываться о том, что, может быть, мне как раз стоило им об этом рассказать. И еще я размышляю о том, а не пора ли прояснить тот факт, что Уорнер может спокойно прикасаться ко мне. Но каждый раз, когда я смотрю на Адама, я не могу заставить себя заговорить. Я даже не знаю причины, почему именно Уорнер может до меня дотрагиваться. Может быть, Уорнер просто счастливчик, которым раньше я считала Адама? Может быть, это просто шутка космических сил, их, так сказать, розыгрыш за мой счет?

Но пока я еще не знаю, как мне следует поступить.

Просто некоторые подробности моего разговора с Уорнером кажутся мне слишком личными, чтобы выносить их на общее обсуждение. Например, мне не хочется, чтобы кто-то узнал о том, что Уорнер любит меня. Я не хочу, чтобы всем стало известно, что он завладел моим дневником и даже читал его и перечитывал. Адам — единственный человек, который знает о существовании этого блокнотика. Но он по крайней мере проявил такт в отношении моих личных переживаний. Это он вынес мой дневник из сумасшедшего дома и вернул мне. При этом он сказал, что ничего не стал читать в нем. И пояснил, что знает, какие личные мысли тот может содержать, а ему не хотелось копаться в моей голове.

Уорнер в противоположность Адаму самым тщательным образом исследовал и изучил мои мысли и чувства.

Теперь мне становится страшновато находиться рядом с ним. Сама мысль о том, что мне придется оставаться с ним наедине, вызывает у меня тревогу. Я начинаю чувствовать себя такой беззащитной и уязвимой. Мне очень неприятно сознавать, что он в курсе всех моих секретов. И моих тайных желаний.

И вообще он не должен был узнавать так много обо мне.

Если этого кто-то достоин, так это тот человек, который сидит сейчас напротив меня за столом. Обладатель темно-синих глаз, темно-каштановых волос и рук, которые тронули не только мое тело, но и мою душу. Я хочу его. И всегда буду его хотеть.

И похоже, сейчас с ним что-то не так.

Адам опустил голову, сдвинул брови и крепко сцепил пальцы рук на столе. Он не притронулся к еде и не произнес ни слова с тех пор, как я вкратце пересказала свою встречу с Уорнером. Кенджи тоже хранил молчание. Вообще после нашей последней битвы все здесь стали более серьезными. Мы потеряли несколько человек из «Омеги пойнт».

Я набираю в легкие воздух и делаю очередную попытку.

— Ну и что вы думаете по этому поводу? — спрашиваю я их. — Что насчет того, что он рассказал мне про Андерсона? — Я стараюсь следить за своими словами, чтобы не произнести «отец» или «папа», особенно в присутствии Джеймса. Я не знаю, что именно сказал ему Адам насчет всей этой истории, и сказал ли вообще, но это их дело, и я не имею никакого права проявлять любопытство. Что еще хуже, сам Адам ни разу не заговорил на эту тему, а ведь с того времени прошло уже двое суток. — Как вы полагаете, он прав и Андерсону в самом деле наплевать, что Уорнера взяли в заложники?

Джеймс ерзает на скамейке. Он прищурился и молча пережевывает пищу. У него такой вид, будто он старается запомнить каждое слово нашего разговора.

Адам задумчиво потирает лоб.

— В этом, — наконец произносит он, — может действительно обнаружиться какое-то преимущество.

Кенджи хмурится, складывает руки и наклоняется вперед.

— Да, это как-то дико. Мы действительно от них ничего не слышали, а ведь прошло уже сорок восемь часов.

— А что думает Касл? — спрашиваю я.

Кенджи пожимает плечами:

— Он сильно переживает. Йан и Эмори находились в ужасном состоянии, когда мы их обнаружили. Не думаю, что они уже пришли в сознание, хотя Соня и Сара круглосуточно хлопочут возле них, чтобы помочь бедолагам. Касл волнуется, что мы вообще можем больше не увидеть ни Уинстона, ни Брендана.

— Может быть, — предполагает Адам, — что они молчат из-за того, что ты прострелил Андерсону обе ноги. Может быть, он только-только начинает выздоравливать.

Я чуть не поперхнулась водой, которую только что хотела выпить. Я краем глаза смотрю на Кенджи и жду, когда он поправит Адама, но тот и глазом не повел. Поэтому я тоже молчу.

Кенджи кивает и говорит:

— Верно. Да-да, я чуть сам об этом не забыл. — Пауза. — В этом есть какой-то смысл.

— Ты стрелял ему в ноги? — округленными от удивления глазами Джеймс таращится на Кенджи.

Тот прокашливается, но при этом старается не смотреть в мою сторону. Странно, почему он решил выгородить меня таким образом. И почему он считает, что лучше не говорить правду в этом случае.

— Ага, — кивает он и зачерпывает ложкой еду.

Адам глубоко вздыхает. Закатывает рукава, изучает концентрические круги на предплечьях, военные воспоминания о прошлой жизни.

— Но почему? — спрашивает Джеймс Кенджи.

— Что «почему», малыш?

— Почему ты не убил его? Почему только прострелил ноги? Разве не ты говорил, что он самый плохой? Это ведь он причина всего того, что происходит сейчас.

Кенджи молчит некоторое время. Тычет ложкой в еду. Наконец кладет ее в миску. Жестом приглашает Джеймса подсесть к себе поближе. Я немного отодвигаюсь, чтобы освободить для него место.

— Иди сюда, — говорит он Джеймсу, притягивая его к своему правому боку. Джеймс обхватывает Кенджи за пояс, а тот положил ладонь ему на голову и слегка ерошит мальчишке волосы.

Я и не знала, что они настолько близки друг другу.

Я постоянно забываю, что они все трое живут в одной комнате.

— Ну хорошо. Ты готов получить небольшой урок? — спрашивает Кенджи Джеймса.

Тот кивает.

— В общем, дело обстоит вот как. Касл всегда учит нас, что нельзя просто так взять и оторвать голову у кого-то, понимаешь? — Он задумывается, словно пытается подобрать подходящие для мальчика слова. — Ну, например, вот если мы убьем вождя врагов, что тогда произойдет? Что случится?