и не человек, а так, нечто среднее между прислугой и имуществом. И сам подивился тому, что увидел.

- У них бывает больше одной жены, чтобы больше детей. У Каданая три, - усмехнулась Дуня. – Он пару лет назад меня звал, сказал – я ему гожусь, дети хорошие получатся. И даже Алексею Кириллычу какие-то богатства за меня обещал. Правда, тот дал от ворот поворот, спасибо ему, другой кто не защитил бы.

- Отчего бы не защитил, госпожа Евдокия? – встрепенулся наш рыжий друг, за хвост его драть некому.

- Оттого, - сурово глянула на него Дуня, он, кажется, смутился, и даже снова покраснел.

Взял за привычку? Смешно.

Так бы мы и сидели и разговаривали, но в дверь стукнул посланец отца Вольдемара, его младший, Тимошка.

- Господина генерала с барыней ждут у турэнов в шатре!

- А больше никого не ждут? – проворчал Асканио, поднимаясь из-за стола.

В общем, мы пошли все, как сидели, так и пошли. И если господин шаман скажет, что нас слишком много, то… подумаем, что ему ответить.

8. Кто я на самом деле

Сегодня в жилище Каданая не было никого, кроме него самого. Он оглядел нашу толпу, потом ещё раз оглядел… а потом показал рукой – заходите, мол, коль пришли. Мы зашли и расселись. От вчерашних лавок, накрытых шкурами, осталась где-то половина, нам как раз хватило.

Каданай помешал что-то в небольшом котелке, стоявшем сбоку очага, оглядел нас.

- Желаете попробовать?

- А что там, господин маг? – поинтересовался Асканио.

- Не маг, нет, - покачал тот головой.

- Как же, аура у вас совершено обычная, магическая, - пожал плечами Асканио.

- Наш друг очень любит раскапывать, кто есть кто на самом деле, - рассмеялся Анри.

- Вот как? Тогда спроси своего юношу, - покосился Каданай на Северина. – Он больше знает.

Изумлённый Асканио воззрился на Северина. Что может знать наш юный некромант?

- Что ты видишь? – спросил Анри.

- В тенях этот маг видится не как человек, а как волк, - проговорил Северин. – Но я думал, здесь такое случается, мало ли. Потому что… потому что, - он как будто хотел что-то добавить, и передумал.

- Вы из тех, кто был на этой земле до людей? – восхитился Асканио.

Кто ещё тут был до людей? Звери? Великаны? Легендарные чудовища?

- Я не был до людей, я рождён от женщины нашей крови. Но я был и раньше, и возродился, и когда это тело истлеет, я снова должен возродиться, таков порядок. Иначе кому заботиться о нуждах моего народа?

- Передать власть сыну? Все так делают, - пожал плечами Асканио.

- Сыну… да. Не только сыну, не просто сыну. Суть должна передаться. Зря ты не согласилась, - Каданай остро взглянул на Дуню.

Та только молча пожала плечами. Я искренне считала, что нечего ему на нашу Дуню смотреть, и похоже, не только я так считала, на Каданая тут же сурово глянули и Асканио, и Анри, и Демьян Васильич. Правда, тот вроде не обиделся и только усмехнулся, ещё больше сощурил свои глаза-щёлочки, и глянул на меня.

- Ну что, пришелица, готова узнать, что ты есть, и что в тебе есть?

- Ничего во мне нет, - покачала я головой. – Я обычная.

- Нет. Нутро не спрячешь. Ты чужая, и не чужая, ты слышишь силы мира, и не только их. Ты услышишь зов, если он прозвучит.

- Спасибо, меня всю ночь словно кто-то куда-то звал, - покачала я головой. – Только в такое место, куда по доброй воле никто не пойдёт.

- А я о том и говорю, - засмеялся Каданай, забавно наморщив круглые щёки. – По доброй воле туда никто не пойдёт. Потому что может не вернуться. Нет, вернётся, только вот куда? Сколько воды утечёт, пока он будет ходить? Сколько раз птицы пролетят мимо на полночь или на полдень? Сколько раз дерево у порога сбросит свои иглы на зиму? Вернуться всегда можно… если есть, куда. А вдруг некуда? Вдруг шатёр давно сгнил, олени пали, жёны ушли в землю, а дети разбрелись по свету?

- Почтенный господин Каданай, - веско начал Анри, - быть может, вы перестанете говорить загадками и просто расскажете, как есть? Мы все сбережём время и силы.

- Не считай мои силы, гость из закатной стороны, - усмехнулся тот. – А как есть, сейчас спросим. Все готовы?

Возражений не последовало – очевидно, все были готовы.

Каданай сбросил шубу, оставшись в замшевой рубахе, сбросил шапку, подошёл к небольшому столику на резных ножках, не очень-то гармонировавшему с остальным убранством шатра, и погрузил кончики пальцев в глиняную миску с каким-то белым веществом. А потом вытащил их, коснулся своего лба и щёк – остались мокрые полосы, взял миску в руки, глотнул чуть-чуть, а остальное выплеснул в очаг. Опустился возле очага на колени, сел на пятки. Закрыл глаза. И запел – низко, едва слышно, но от звука этого мурашки побежали по коже.

Очаг зашипел, заискрил, а слабый дымок, который тянулся от угольев, вытянулся, расширился и принял очертания волчьей головы. Эта голова тоже принялась расти, и кончики ушей дотянулись до потолка шатра – до шкур на деревянных рамах.

В этот момент Асканио что-то сделал рукой – оградил нас, что ли? От чего же?

Меня подхватил ритм и низкий гул – как будто не один Каданай издавал этот звук, или даже уже вовсе и не он, а лёд под ногами, земля где-то сбоку, камень гор наверху. Он что-то тихонько говорил о том, что находится сейчас не на земле, не на небе, а между, и пусть сюда придут те, кто может слышать его, говорить с ним и отвечать ему, и он спросит, а они ответят, а те, кто должен – услышат эти ответы.

Наверное, та самая голова представляла кого-то, кто мог слушать и слышать. И говорить. Потому что ответный звук был ещё более низкий, ещё более пробирающий и жуткий. Но как невозможно было встать и уйти, так же сложно было сосредоточиться.

Начало разговора я отчётливо прослушала, потому что сознание снова ускользало. Не то от звуков, заполнивших шатёр, не то от запаха из очага, от которого кружилась голова, и было трудно дышать. Мне стало совсем тяжело смотреть перед собой, я опустила голову