Король вел с делегацией Собрания переговоры о признании недавно разработанных «Прав человека», когда в Версаль ворвалась пестрая толпа, пришедшая из Парижа. Сначала ворота королевского замка были закрыты, и, когда к нему подошел Лафайет со своими людьми, показалось, что опасность прошла. Но на рассвете следующего дня охрана ослабила бдительность. Несколько человек из толпы (те, кто сильнее остальных жаждал выпивки) прорвались внутрь резиденции и убили нескольких королевских телохранителей, защищавших покои королевы. Лафайет в конце концов собрал вокруг себя достаточное число надежных людей и остановил мятеж, но настроение толпы (в том числе и национальных гвардейцев) было таким, что безопасности быть не могло, пока король не согласится уехать в Париж со всей своей семьей. Король согласился и отправился туда. В пути его сопровождал Лафайет, но вокруг королевской кареты шла буйная толпа разъяренных женщин, которые вскидывали вверх руки и, ликуя, кричали во все горло: «У нас есть булочник, булочница и мальчишка-подручный! Теперь у нас будет хлеб!» (5 октября).

Короля поселили в старом дворце Тюильри. Депутаты Собрания (вероятно, без сожаления смотревшие на то, как унижают королевский двор) поспешили вернуться в Париж вслед за королем и возобновили свои дебаты в большом здании школы верховой езды, поблизости от дворца. Революция снова была спасена от реакционеров-роялистов, но это спасение дорого ей стоило. Не решение суда в результате проведенного по правилам процесса заставило двор вернуться, это сделала грубая сила черни. Теперь и король, и Собрание находились в Париже, городе тысячи страстей. Они знали, что, если будут сопротивляться капризам пылкого, часто меняющего свое мнение народа, косматые мятежники применят против них физическую силу. В результате с этих пор экстремисты из парижских предместий все больше принимали волю своего узкого круга людей за волю всей Франции, привыкали говорить от имени всего народа и, если им сопротивлялись, оправдывать именем народа любое кровавое дело.

Однако вначале эти зловещие люди не были преобладающей силой. У депутатов Собрания было много доброй воли и патриотизма, и теперь оно наконец принялось за великое дело реорганизации страны. Следующие два года были сравнительно спокойными, и уже достаточно близким к правде казалось утверждение, что революция в общем и целом произошла без большого кровопролития. До сих пор существует большое различие в мнениях о том, насколько хороши были новые учреждения, которые Собрание дало Франции в это время. В целом можно сказать, что ошибки французов были грубыми, но, учитывая полное отсутствие у них политического опыта (который им раньше не позволяли приобрести), ошибки были не больше, чем можно ожидать[153]. Многие постановления, принятые в 1789–1791 гг., до сих пор остаются законами Франции, и, возможно, многие другие постановления того периода не заслуживали гибели.

Тем не менее картина была печальная: огромное здание конституционного законодательства было старательно и трудолюбиво построено, затем объявлено практически вечным, а после этого исчезло в дыму и крови меньше чем через год после того, как из предложений стало действительностью.

Лучше просто перечислить главные указы, принятые Собранием в те годы, чем вскользь упоминать о причинах каждого изменения. Во Франции еще не было серьезного движения за установление республики, однако те, кто составлял проект конституции 1789 г., находились под сильным влиянием догматов Руссо и Монтескье. Они желали отдать всю власть народу, но не упраздняли наследственный сан короля. Они желали иметь эффективную исполнительную власть, но сильнее этого желания был страх, что эта исполнительная власть станет нарушать права народа. Кроме того, они очень боялись, что король каким-то образом уничтожит новые свободы, развратив или обманув законодательные учреждения государства. В результате получилась конституция, в которой было очень много хорошего, но, когда ее применили на практике, она с первой же минуты не работала нормально. Разумеется, она не могла избежать критики и неприятия.

Если бы одни намерения сделать государство либеральным могли сделать великую страну процветающей, то Собрание, конечно, легко вывело бы Францию на широкую дорогу к счастью. Все старые ограничения на торговлю и занятие ремеслами были отменены. Гугеноты и евреи получили полную терпимость к их верованиям. Право старшего сына на наследство и другие подобные ему права наследования, направленные на то, чтобы продлить существование аристократического общества, были отменены. Были уничтожены все дворянские титулы, а священники стали считаться всего лишь чиновниками. Собрание отменило смертную казнь за многие преступления. Было провозглашено, что все французы равны перед законом, все обязаны платить налоги в меру своих возможностей и все имеют равные права на получение работы от государства. Прежние провинции были мощной опорой изоляции, партикуляризма и мелочных местных интересов. Теперь они были упразднены. Франция была разделена на 83 департамента, примерно одинаковые по размеру. Им дали названия по находившимся на их территории рекам, горам и т. д. Департаменты делились на округа, округа – на кантоны, а те – на еще более мелкие коммуны, которые стали наименьшими территориальными единицами страны. Всего было 44 828 коммун. Франция стала государством, организованным очень четко и по единому плану. В этой новой нервной системе страны все команды исходили из центров – из правительственных органов, расположенных в Париже.

Были отменены и неэффективные суды. Был создан один для всей страны высший судебный орган – Кассационный суд, а ниже его – система местных судов различного уровня. Самым низшим уровнем были мировые суды в кантонах. Судей должны были выбирать их земляки-сограждане сроком на десять лет, а для рассмотрения серьезных преступлений были созданы суды присяжных – очень сильная мера безопасности. Собрание также проголосовало за составление единообразного кодекса законов, но эту великую задачу смог решить только Наполеон. В свою очередь были отменены старые налоговые злоупотребления. Провинциальные таможни перестали существовать, когда исчезли провинции. Другие налоги были упрощены, их размер стали определять на научной основе. Началось осуществление проекта по созданию системы всеобщего образования. Короче говоря, Собрание заслуживает большой похвалы за выдающиеся успехи или принятие многообещающих законов в социальной, экономической и юридической области. Значительной части его дел была суждена долгая жизнь именно потому, что они были достойны долгой жизни.

Вероятно, члены Собрания очень гордились (и это была вполне заслуженная гордость) своей торжественной Декларацией прав человека, семнадцать статей которой стали настоящим символом веры Революции. Хотя термины, использованные в ней, сразу же напоминают о Руссо и Монтескье, мало кто из истинных американцев мог бы оспорить ее главные принципы. «Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах, – было сказано в статье I. – Социальные различия могут быть основаны только на всеобщем благе»[154].