* * *

— Суд, который проводится во время Встречи? Роб, это ведь большая честь! — воскликнула Касия, услышав новость, и рассмеялась. — Видно, ты не на шутку нравишься Мелонгелю.

— Он решил отшлифовать мое образование, — недовольно проворчал Робинтон. — А мне в результате придется все утро выслушивать отговорки нарушителей спокойствия и придумывать наказания за мелкие нарушения закона.

— Зато тебе некогда будет нервничать в ожидании начала свадьбы, — сказала Касия, поддразнивая жениха.

— Ха! Можно подумать, так мне будет лучше! Сидеть все утро в суде, выслушивать все эти оправдания, увертки, алиби… Да у меня несварение желудка начнется!

Он привлек Касию к себе и погладил ее по голове, чтобы успокоиться. А потом поцеловал. И поцелуй пробудил в нем уже совсем другие чувства — и Робинтон снова забыл рассказать Касии о «Сонате для Зеленоглазой».

Конечно же, чем дольше он тянул, тем труднее ему было завершить сонату ко времени Встречи. Кроме того, Робинтона внезапно одолели сомнения: а стоит ли это сочинение того, чтобы играть его на Встрече? Несомненно, это была самая серьезная из всех вещей, которые он когда-либо написал, но Робинтон усомнился в ее достоинствах. Ведь он же мог обмануться! Если бы можно было сперва сыграть ее какому-нибудь искушенному слушателю, тому же Миннардену, который знает большую часть его дорожных песен… По сравнению с сонатой они казались незначительными — если вообще выдерживали это сравнение. Всякий раз, когда соната звучала у него в голове, Робинтона пробирала дрожь, — а в финале он ощущал невероятный подъем, словно во время занятий любовью. Именно это ощущение он и хотел передать слушателям: крещендо, доходящее почти до оргазма.

Когда до Встречи оставался всего один день, в Тиллек прибыла Мерелан и с нею — мастер Дженелл. Поскольку следовало позаботиться о гостях, Робинтону лишь с трудом удалось улучить несколько минут и спокойно переговорить с Мерелан наедине — и попенять ей за долгое путешествие, которое явно ее утомило.

— Ну, да, немного устала от езды верхом, — бодро отозвалась Мерелан. — Твой отец прислал одну вещицу, которую я спою на вашей свадьбе.

— Что, правда? — ошеломленно переспросил Робинтон.

Мать вручила ему свиток с нотами.

— Кстати, она довольно сильно отличается по стилю от прочих его вещей. Мне кажется, что с возрастом твой отец смягчается.

Робинтон фыркнул — но, просмотрев ноты, убедился, что музыка и вправду была мягкой, почти нежной, и довольно простой, особенно если сравнивать с традиционной манерой Петирона.

— Миннарден сказал, что будет аккомпанировать мне. Тебе ведь будет не до этого… — и Мерелан пылко сжала сына в объятьях, — Твоя Касия — просто прелесть, и она без ума от тебя! Вы с ней будете счастливы, Роби! Я точно знаю!

— Я уже счастлив, — отозвался Робинтон, глуповато улыбаясь. — И еще, мама: у меня тут есть одно сочинение, и я хочу, чтобы ты на него взглянула.

— Что, вправду? Ну, прямо совсем как раньше! — рассмеялась Мерелан. Робинтон нырнул в ящик стола и принялся копаться, разыскивая записанную сонату. — Я почти ревную тебя к тем, кто теперь видит твои сочинения раньше меня.

— Но я же всегда посылаю…

— Я знаю, милый. Но это так приятно — видеть их первой…

Мерелан развернула свиток и удивленно прищурилась, увидев начало. Потом она начала тихонько напевать вступительную часть. Потом, чуть склонив голову набок, Мерелан принялась с нотами в руках расхаживать по комнате. Она то напевала отдельные отрывки, то просто кивала головой в такт музыке, но взгляд ее неотрывно был прикован к пергаменту.

Робинтон следил за матерью, чувствуя, как у него сжимается сердце, а к горлу подступает тошнота. К счастью, он уже успел перебраться в отведенные им с Касией покои. Они располагались на самом верхнем этаже холда, вдали от крыла, где проживали старые дядюшки и тетушки. Будущим молодоженам отдали две комнаты, к которым примыкала небольшая умывальня — Касия обзывала ее стенным шкафом. Но гостиная была достаточно большой, чтобы Мерелан могла свободно по ней расхаживать.

Внезапно Мерелан остановилась, зачарованно взглянула на сына, взяла гитару, уселась, подстроила инструмент и принялась играть.

Робинтон писал свою сонату с таким расчетом, чтобы ее могла играть первая скрипка, или гитара, или арфа и свирели, а время от времени должен был вступать барабан. Соната была не такой уж и длинной: она состояла из трех частей. Четвертую Робинтон добавлять не стал — хотя тот же Петирон непременно бы это сделал. Но Робинтон считал, что ему здесь нужно лишь аллегро, адажио и рондо. Скерцо лишь разрушило бы атмосферу произведения.

Но вот Мерелан сыграла завершающие аккорды — и так и осталась сидеть, прижав пальцами струны. Потом она нервно встряхнулась и подняла взгляд на сына. В глазах у нее стояли слезы.

— Роби, это лучшая из твоих вещей. Касии она нравится? Ты ведь написал это для нее, правда?

Робинтон сглотнул вставший в горле комок.

— Я еще не показывал ей сонату. Я… я не знал, достаточно ли она хороша, — пробормотал он.

— Достаточно ли она хороша! Достаточно ли хороша! — Мерелан негодующе поднялась с табурета и спрятала гитару в чехол. — Робинтон, ты никогда в жизни не писал плохой музыки, а это, — она указала на свиток с нотами, — лучшее из всего, что ты написал до сих пор. Да как ты посмел не отдать Касии эту сонату? Ты же говорил, что она играет на арфе! Это же самая романтичная вещь, какую мне только доводилось слышать. Это даже лучше, чем… — Мерелан сжала губы. — Нет, ее просто не с чем сравнить. У тебя, милый мой сын, душа романтика. — Она обняла Робинтона за талию. — Если ты сегодня же не покажешь Касии эту вещь…

— Но когда, мама? Сегодня уже почти закончилось!

Робинтон прижал мать к себе, вдыхая знакомый с детства запах трав, которыми Мерелан перекладывала свою одежду.

— В общем, сделай это как можно быстрее, — сказала Мерелан. — Касия никогда тебе не простит, что ты прятал от нее… разве что, конечно, ты ее только что закончил.

— Нет, я написал ее летом.

У Мерелан вырвался возглас смятения.

— Но если, ты так мучался из-за этой вещи, почему ты не прислал ее мне? Я бы успокоила тебя.

Робинтон, честно говоря, и сам не знал, почему он не отправил сонату матери — но теперь, услышав отзыв Мерелан, он успокоился и почувствовал себя гораздо увереннее. Он знал, что мать никогда не стала бы хвалить его с таким пылом, не будь эта вещь действительно хорошей. В таких вопросах Мерелан не сделала бы поблажки даже родному сыну.

— Роб, а у тебя есть копия этой сонаты? Мастер Дженелл наверняка захочет играть ее на других свадьбах. Она такая… такая лиричная. Такая романтическая. Ах, Робинтон, как ты меня порадовал!

Внезапно настроение Мерелан переменилось.

— Знаешь, милый, я так устала… Проводи меня, пожалуйста, в мою комнату. Боюсь, я сама не найду дороги.