Однако для моей книги не столь уж важно, гениален ли был Джобс. Важнее другое: «гениально» ли место, взлелеявшее его? Можно ли поставить Кремниевую долину в один ряд с классическими Афинами, Флоренцией времен Возрождения, Китаем времен династии Сун? Опять-таки, некоторые из вас энергично возразят: «Нет!» Вы скажете, что великие люди прошлого, вроде Фукидида, работали для вечности, чего нельзя сказать о программистах и техногениях из Долины. Ваш блестящий чудо-айфончик станет вчерашним днем, не успеете вы даже подумать о Фукидиде как следует. Возможно, вы вспомните также, что золотые эпохи прошлого охватывали разные направления – искусство, науку, литературу, – тогда как Кремниевая долина играет одну и ту же мелодию, пусть и в разной тональности. Ситуацию осложняет и то, что звездный час Афин и Флоренции миновал, а у Кремниевой долины он в самом разгаре. Он еще не закончился.

И все же Долина удовлетворяет как минимум одному важному критерию гениальности: влияние. За последние 25 лет наша жизнь существенно изменилась, причем главным образом за счет продуктов и идей, разработанных (пусть и не созданных) в Кремниевой долине. Эти инновации изменили и то, как мы говорим, и то, что мы говорим. Лесли Берлин, историк из Стэнфордского университета, замечает: «Изменяя средство, вы изменяете содержание».

«Здесь будет взращиваться то, что почтенно». Продукция Долины у нас весьма почтенна. Мы отдаем ей дань всякий раз, когда стоим в очередь за последней итерацией Apple и когда заходим в Facebook и Twitter.

Есть у Кремниевой долины и другая специфика. Прежде всего, это не город, а пригород, который не сумели удержать от бурного роста калифорнийское солнце и цифровая пыль. Кроме того, Кремниевая долина более знакома нам, чем Афины и Флоренция. У меня нет ни греческой статуэтки, ни ренессансной картины, но есть iPhone. Я не пишу китайских стихов и индийских картин, но постоянно пользуюсь Google. Я не знаю древнегреческих философов и не общаюсь накоротке с Медичи, но знаком с некоторыми обитателями Долины. Одно время я и сам там жил. Я даже запоем смотрел на телеканале HBO сериал «Кремниевая долина». Стало быть, я хорошо знаком с Долиной.

Или нет? Если задуматься, она напоминает iPhone. Он делает массу чудесного, и я не могу без него обойтись – но я понятия не имею, как он работает и что у него внутри. Apple настоятельно советует не открывать заднюю крышку: чревато поломкой. Я и не пытался – мне довольно было владеть этим сияющим чудом техники, столь идеально и эргономично покоящимся на ладони. Теперь все будет иначе. Дайте-ка отвертку.

Сократ одобрительно кивает: осознать свое невежество – начало мудрости. Фрейд, любитель древностей, соглашается и добавляет, что за моей излишней самоуверенностью стоит глубокая неуверенность и комплекс, связанный с матерью. Дэвид Юм вторит Сократу и Фрейду и замечает, что мне никогда не познать Кремниевую долину (да и любую другую точку земного шара), если я не разберусь в ее истории. Без знания истории я так и останусь ребенком. А надо вырасти.

Я прибываю в Пало-Альто. Сразу становится очевидно, что улицы Кремниевой долины, в отличие от улиц Флоренции, не доносят памяти о прошлом. Когда идешь по фешенебельной Юниверсити-авеню с ее дорогими закусочными, магазинами эргономичных велосипедов и скользящими «теслами» по $100 000, прошлого не видишь нигде. Быть может, город слишком занят мечтой о будущем и созданием будущего, чтобы беспокоиться о прошлом. Тем не менее оно здесь – нужно лишь немного копнуть.

Туристы, ищущие истоки Кремниевой долины, обычно следуют по адресу Эддисон-авеню, 367. Их интересует не сам дом, а гараж с зеленой дверцей за ним. Здесь в 1938 г. два молодых выпускника Стэнфордского университета, Дейв Паккард и Билл Хьюлетт, часами ставили эксперименты. Впрочем, это громко сказано. На самом деле они мастерили. «Они делали регулятор для телескопа в Ликской обсерватории, чтобы изображение было четче, и устройство для боулинга, которое гудело при нарушении линии заступа», – сообщает путеводитель Geek Silicon Valley. В конце концов эти двое наткнулись на важное изобретение – звуковой генератор, помогающий тестировать аудиосистемы. Табличка перед домом подтверждает, что я нахожусь на священной земле. Она гласит: «МЕСТО РОЖДЕНИЯ ПЕРВОГО В МИРЕ ВЫСОКОТЕХНОЛОГИЧНОГО РЕГИОНА: КРЕМНИЕВОЙ ДОЛИНЫ». Между тем, как и многое в Долине, табличка обманчива. Кремниевая долина возникла не здесь.

Подлинное место рождения находится неподалеку. Я прохожу несколько кварталов, минуя очаровательные домики, каждый из которых стоит больше, чем я заработаю за всю жизнь, и оказываюсь у места, которое некогда имело адрес Эмерсон-стрит, 913. Дома уже нет. Осталась лишь небольшая табличка напротив химчистки и автомастерской. Она сообщает, что здесь находилась Федеральная телеграфная компания. Вопреки названию, это была радиокомпания, причем неплохая.

Радио было цифровой технологией своего времени – новой, волшебной и способной изменить мир. Если бы вы были молодым и амбициозным талантом и жили перед Первой мировой войной, радио могло бы вас заинтересовать. В 1912 г. эта новая индустрия получила мощный толчок благодаря закону непреднамеренных последствий: после катастрофы «Титаника» конгресс обязал оснастить все суда радио. Будучи портовым городом, Сан-Франциско оказался в идеальном положении для того, чтобы оседлать новую волну интереса к радиотехнике.

Приблизительно в то же время Федеральная телеграфная компания наняла блестящего молодого инженера по имени Ли де Форест. Пожалуй, это был первый, но далеко не последний случай, когда сюда пригласили талантливого работника из восточных штатов. Де Форест надеялся, что поправит карьеру. И успехов добился фантастических: здесь, на Эмерсон-стрит, он изобрел ламповый усилитель и генератор – приборы, которые сыграли эпохальную роль не только в радиотехнике, но и в телевидении, да и в электронике вообще. Де Форест страстно отдавал себя работе, получая наслаждение от часов, проведенных в «незримой империи воздуха… неощутимой, но прочной как гранит». Эти слова вполне применимы и к Кремниевой долине наших дней! Незримая империя расширяет свои границы.

Радио было не только бизнесом. Оно было еще и хобби. По всему заливу Сан-Франциско множество людей пытались что-то мастерить. Всюду возникали клубы любительского радио, окружая любительство особой возвышенной аурой. Можно прочертить отчетливую линию преемственности от любительских радиоклубов 1910-х и 1920-х гг. к Домашнему компьютерному клубу, который в 1970-х и 1980-х гг. сыграл столь важную роль в появлении персонального компьютера.

Удивительно, что центром радиореволюции стал такой маленький городок, как Пало-Альто. Газета Palo Alto Times хвасталась: «Пало-Альто стал для радио и электроники тем же, чем был Менло-Парк Эдисона для лампы накаливания». Но не было человека более увлеченного, чем любознательный четырнадцатилетний подросток по имени Фред Терман. Он был очарован новой технологией и первооткрывателями из Федеральной телеграфной компании – их «грозным присутствием», как пишет его биограф Стюарт Гиллмор. «Новый офис компании теперь украшали четыре 15-метровые мачты для „секретных“ экспериментов, увешанные 20 километрами алюминия». На каждом шагу висели предупреждающие знаки, а ничто не захватывает интерес подростка сильнее, чем запретное. Терман не упускал свободной минутки, чтобы пробраться к территории компании, и даже умудрился хитростью устроиться туда на летнюю работу. Как тут не вспомнить Филиппо Брунеллески, который каждый день ходил мимо Санта-Мария-дель-Фьоре и думал: «А что, если?..» Быть может, сходные мечты посещали и юного Фреда Термана.