Тут только до Николаши дошло, что он целых три дня потратил на пьянство! Пообещав найти указанную сумму, вьюноша бросился в банк, через который происходила оплата его обучения. Не стоит говорить, что и часть означенной суммы найти он не смог. Вновь навестившему герру Мюллеру он покаялся в полной тщете своих попыток. Если бы он был в Петербурге! Шестов, конечно же, лукавил. Даже в столице столь внушительной суммы он за короткий срок найти бы не сумел. Тем более в чужой стране. «Есть один господин, что согласится вам помочь, если я попрошу его, конечно»,– сжалился полицейский над незадачливым иноземцем.

Так состоялась встреча некого господина Левински с господином Шестовым, результатом которой стала расписка в получении денег и согласие на работу в пользу прусской короны.

Поначалу Николай Александрович изрядно переживал, но затем муки совести ослабли, а карьера стала развиваться головокружительно. Тем более что герр Мюллер не требовал ничего невозможного, а его вопросы и просьбы были, на взгляд уже новоиспеченного домашнего врача цесаревича, пустяшными и совершенно невинными. А если учесть родственные узы между августейшими семьями Российской империи и Королевства Пруссии, то его высокоблагородие коллежский асессор Шестов, коий подобно гоголевскому персонажу обожал, когда его именовали майором, счёл свою деятельность не только безвредной, но и даже полезной для отечества. Ибо столь пристальное внимание к сыновьям императора Александра Николаевича, скорее всего, объясняется матримониальными планами регента Вильгельма I Фридриха Людвига. Германия всегда была богата на принцесс и герцогинь, чьё приданное состояло в титуле и ветвистой родословной и которые сочли бы замужество с кем-то из великих князей Романовым манной небесной, не говоря уж о шансе стать супругой цесаревича.

Это весьма полезное заблуждение вполне устраивало Джеймса Найки и его подчиненного, который, будучи коренным британцем, выдавал себя за Мюллера, ибо если завербованный работник находит удовлетворение в своей деятельности, то можно не опасаться неожиданностей с его стороны. Очень мягко, ненавязчиво в голову Шестова вбивалось чувство слепой веры в немецкую систему врачевания доктора Риптера, в его чудодейственные пилюли и способность парового душа и ванны унимать боль. Эти усилия достигли успеха и перед отъездом цесаревича в путешествие по бескрайним просторам России, Николай Александрович Шестов нашел время и возможность лично познакомиться с герром Риптером, дабы обновить запас пилюль и обсудить с уважаемым коллегой проект будущей статьи в военно-медицинском журнале. Наивно считая себя непревзойдённым хитрецом, Шестов в беседе в качестве гипотетического случая описал все симптомы недомоганий, кои периодически проявлялись у его августейшего пациента. Естественно, что его собеседник весьма убедительно изобразил согласие с сей версией, и на протяжении нескольких часов эскулапы оживлённо обсуждали каждую деталь недуга и предлагали рецепты исцеления. Причем Шестов предпочитал больше слушать, записывать и направлять беседу в нужном направлении, задавая вопросы: А что если? А как? А что бы вы сделали? И так далее. После окончания обсуждения, по предложению Шестова, оба медикуса отправились на обед в ресторан «Бренфо», где отдали должное французской кухне. Причем Николай Александрович заявил, что счёт оплатит сам. Вечером они расстались, оба находясь в прекрасном расположении духа. Шестов был уверен, что у него теперь есть проверенные рецепты лечения цесаревича, как говорится, на все возможные случаи жизни, а герр Риптер наконец мог считать исполненным указания Джеймса Найки по особому протоколу исцеления наследника престола.

Когда великий князь Николай Александрович убыл в свой длительный вояж по Российской империи, прямое наблюдение за ним было, естественно, затруднено, ибо в свите находились специально отобранные люди, лично преданные царствующей фамилии. Тем не менее новости все же доходили до Джеймса, и как ни странно, основным источником были не соглядатаи, явно или косвенно работающие в интересах Британии, а газеты. «Северная пчела», в сентябре 1861 года напечатала целый цикл статей под общим названием «Путешествие государя наследника цесаревича». В них можно было узнать самые мельчайшие детали, даже те, кои можно отнести к категории анекдотичных. Так, присутствующие на прощальном обеде в Нижнем Новгороде 14 августа 1861 года остались не только без пирожных, но и, ужас, без десерта. И сия «трагедия» случилась из-за того, что цесаревич несколько поспешил встать из-за стола до окончания обеда, а неумолимые требования этикета заставили сделать то же самое даже самых отъявленных гурманов и сладкоежек.

Несколько позже эхо публикации в «Московских ведомостях» докатилось даже до Лондона, где свободолюбивый, неподкупный и абсолютно честный Герцен отрабатывал денежку «английскую и немалую» написанием пасквилей. А речь шла всего лишь о шуточном описании повойников шлиссельбургских крестьянок, густо усыпанных жемчугом. Но вот вести, пришедшие в 1863 году из Саратова и Симбирска, изрядно порадовали Джеймса. Первая из них касалась пророчества, кое не таясь и во весь голос сделал местный юродивый, некий Дубинкин, заявив цесаревичу: «Ты, царек, еще маленький, а большим тебе не быть». А вторая лишь утвердила мистера Найки в верной оценке личных качеств врача наследника престола. Среди удали и веселья торжественной встречи великого князя Николая Александровича двое татарских, молодецов, желая блеснуть удалью, переценили своё умение и столкнулись на полном скаку! Оба вылетели из сёдел и ударились о землю. Шестов, который по долгу службы находился рядом с цесаревичем, немедля оказал им помощь. Но то ли раны были слишком тяжелы, то ли врачебное искусство придворного эскулапа не соответствовало его отменным рекомендациям, позволившим претендовать на эту должность, но оба юноши скончались в больнице. Это печальное обстоятельство могло, по мнению известного доктора медицины, нанести безжалостный удар по его реноме. Этого Шестов не мог допустить и просто обманул цесаревича, заверяя его в том, что жизни пострадавших ничего не угрожает и оба пошли на поправку, и всячески препятствовал намерениям Никсы посетить их в больнице.

Вторая новость лишь подтвердила уверенность Найки в том, что здоровье и жизнь наследника престола находятся в руках нужного для Англии человека. А вот первую он воспринял очень серьёзно, ибо те люди, которые находились на тайной службе Британской короны, не раз сталкивались со словами и делами, кои можно охарактеризовать вот этой строкой великого Шекспира: «Есть многое в природе, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам». А посему Джеймс распорядился навести справки в Саратове с целью выяснить досконально все об Антоне Григорьевиче Дубинкине. Когда ему доложили подробности, то Джеймс поначалу решил, что ему послышалось или здесь какая-то ошибка. Этот юродивый, коему по чину положено быть увечным, измождённым постом и молитвами, оказался настоящим богатырём. Он десятилетиями носил двухпудовые вериги и в одиночку собственными руками прорыл туннель от своего дома до монастыря длиной 940 футов. И то, что удалось узнать, заставило весьма серьёзно относиться к пророчеству, которое сделал не жулик или сумасшедший, но человек, коему явно дарован свыше дар Знания.

Тем временем здоровье цесаревича становилось всё хуже. Тяжелее всего Никсе стало на Пасху 1864 года, когда ему сутками пришлось не вставать с кровати. Но его личный врач успокаивал окружающих и самого пациентами уверениями, что это «маленькая простуда», и продолжал потчевать цесаревича пилюлями. Правда, их запас подходил к концу, а пополнить было невозможно. Герр Риптер покинул пределы России и, по слухам, отправился с экспедицией в Южную Америку в поисках экзотических растений. Удивительно, что и сам император верил этим словам, но не собственным глазам, а ведь не заметить резко осунувшееся и пожелтевшее лицо сына трудно. Невзирая на это, государь Александр Николаевич настаивал на отправке цесаревича в новое заграничное путешествие, и единственное, на что он согласился, опять-таки по совету Шестова, отправить сына в Скевенинг на морское лечение. 18 июня 1864 года Никса выехал из Царского Села, и более ему не довелось увидеть Россию. Деспотичность отца, заставляющего принимать морские ванны, невзирая на погоду, а затем длительная конная езда на военных маневрах в Берлине и нежелание доктора Шестова прислушиваться к мнению иных медиков неуклонно сводили несчастного юношу в могилу. Конец наступил 12 апреля 1865 года, когда на исходе третьего часа ночи по российскому времени на вилле Бермон великий князь Николай Александрович почил в бозе.