Очутившись в поле, я обернулся, чтобы еще раз взглянуть на необыкновенное явление, но увидел только дикую пустыню, терявшуюся со всех сторон за горизонтом.

Я продолжал идти, не зная, куда приведет меня судьба. Дорогой встретил я старого дервиша, которому рассказал свое приключение.

– Сын мой, – сказал почтенный старец, – ты видел сейчас дворец и сады Гирама, чудо пустыни. Чародейственная сила показывает их иногда путешественникам, для возобновления их утраченного мужества упоительным зрелищем роскоши, потом, когда странник, сгорбленный над посохом голодом и усталостью, надеется, что достигнул пристанища, чудо исчезает и пустыня ужаснее прежнего снова расстилается перед ним. Я, пожалуй, расскажу тебе историю этой фантастической страны.

В те времена, когда в ней обитали адиты, султан седдахский, сын Ада, происходившего из рода Ноя, построил среди пустыни великолепный город, начало которого теряется во мраке веков. Когда город был кончен, сердце султана Седдаха воспылало горделивой любовью к этому чуду искусства, и он пожелал присоединить к нему дворец и сады, блеск которых равнялся бы на земле всему, что обещает рай пророка верным поклонникам его. И он принялся за дело при помощи многих тысяч искусных работников, созванных из всех концов Азии. Такая виновная гордость вскоре была наказана по заслугам: султан Седдаха, пораженный небесным проклятием, исчез в одну ночь с лица земли со всем народом, но город с его мраморными дворцами и восхитительные сады были подчинены чарам, которые скрывают их от взоров людей, показывая их только изредка некоторым избранным мусульманам, чтобы сохранить их от порока гордости видом ее кары.

Так рассказывал мне дервиш. С тех пор память о чудесах садов Гирама осталась глубоко вкорененной в моей памяти, и позже, когда я пришел в Египет изучать тайные науки, желание увидеть еще раз эти места было одной из причин, побудивших меня овладеть во что бы то ни стало книгой Соломона. Как скоро это удалось мне, я сделался властным вызывать во всякое время появление этой чудной страны, и я провел в ней много дней на лоне прелестного уединения. Гении, которым поручено охранение ее, покорились силе моих чар и открыли мне даже тайну, посредством которой построен дворец Гирама, и ту, которая делает его невидимым.

Обладая этими двумя средствами, я могу, о высокий паша, соорудить такой же дворец. Говори же, согласен ли ты на это, ибо нет ничего невозможного тому, кто держит в руках книгу Соломона.

– О, сын мудрого и ученого Абу-Агиба, – отвечал паша в восторге, – ты удивительнейший человек в мире, знания твои превосходят все, что могло породить воображение человеческое и Господь сделал тебя обладателем таинств всей природы! Удостой построить мне дворец, подобный гирамову, и требуй от меня чего хочешь. Чего бы ты ни желал – я исполню все, если бы ты потребовал даже алжирского престола!..

– На что он мне? – спокойно возразил астролог. – И чего может желать на свете бедный, дряхлый старик, кроме спокойного места для своего праха? Я больше не честолюбив, не жажду удовольствий, я исполню последнее желание твое единственно для того, чтобы доказать тебе искренность моей дружбы. Не требую также ничего из твоей сокровищницы: духи, которыми я повелеваю, доставят нужный материал. Но если ты непременно хочешь доказать мне свою признательность, то подари мне ношу первого вьючного животного, которое переступит через порог очарованного замка.

Можно представить себе изумление Эль-Хаджи-Мехеми при этих словах астролога, он не знал удивляться ли его бескорыстию или сожалеть о его глупости, но во всяком случае тотчас согласился.

Ибрагим деятельно принялся за дело. Невидимые работники воздвигли над его жилищем, иссеченным в граните, гигантский мраморный портик, долженствовавший служить входом в огромную четырехугольную башню. На наружной стороне краеугольного камня астролог сам вырезал большую руку, а напротив – изображение ключа. Эти эмблемы, над которыми он произнес какие-то заклинания, должны были служить талисманами, от сохранения которых зависела долговечность здания. Когда этот портик был кончен, Ибрагим скрылся в своем жилище и пробыл там три дня, не показываясь никому. Никто не знал, что он делает, но в поздний час третьей ночи он один отправился в Алжир, прошел во дворец Эль-Хаджи-Мехеми и разбудил его.

– Паша, покровительствуемый судьбою, – сказал он, стоя у его изголовья, – гении ислама поторопились повиноваться твоему преданному рабу. Встань, ожидания твои исполнились. Ступай любоваться восхитительным дворцом, который я соорудил для твоего величия на вершине Кудиат-эль-Сабуна, ты найдешь в нем собрание всего, что может придумать человек самый занятый земными наслаждениями: блестящие залы для царственных пиршеств, благоухающие сады для мечтательных прогулок, светлые фонтаны для отражения прелестей твоей фаворитки, свежие гроты для наслаждения в мраморных ваннах приятностями прохладных струй – я не забыл ничего. Чтобы угодить тебе, я создал истинный рай и, чтобы ни один смертный не мог оспаривать у тебя полного им обладания, я предал его покровительству непреодолимых чар. Как скоро я покажу тебе, как действовать талисманом, ты сделаешь таинственное жилище это неприступным для всех.

– Хорошо, – сказал Эль-Хаджи-Мехеми, протирая глаза и не веря, что не спит. – Сегодня утром с восходом солнца я осмотрю твое произведение.

Астролог ушел в дежурную комнату и растянулся на софе, бормоча никому не понятные слова. Остаток ночи прошел для паши в бессоннице тревожного ожидания. Лишь только первые лучи солнца ударили в вершину горы Бу-Зариах, он встал, совершил омовение и молитвы и верхом поехал на Кудиат-эль-Сабун, сопровождаемый небольшим числом преданных слуг. Вместе с ним ехала его прелестная пленница, а впереди шел дряхлый астролог, опираясь на жезл, украшенный иероглифами.

В продолжение переезда Эль-Хаджи-Мехеми раскрывал сколько мог шире глаза, ожидая ежеминутно увидеть наружную стену и башни своего чудного дворца. Однако ничто не показывалось.

– В этой-то способности оставаться скрытым от всех глаз и заключается безопасность этого убежища. Очарованный дворец представится твоим глазам не прежде, как когда мы перешагнем за порог его.

После этих слов подъехали к портику, сооруженному перед четырехугольной башней. Чародей указал паше на символические фигуры.

– Вот, – сказал он, – талисманы-хранители этого земного рая. Пока эта мраморная рука не схватит ключа, никакая земная сила, никакая магическая тайна не одолеет владыку этих мест.

А между тем, как паша дивился этому диву ибрагимова знания, прекрасная пленница, увлекаемая любопытством, погнала своего черного мула вперед и проехала под портиком.

– Теперь мы квиты, – воскликнул астролог, бросаясь между ею и пашой. – Вот цена, которую ты обещал мне, и я приглашаю тебя сдержать свое слово, уступив мне по уговору, ношу первого вьючного животного, которое переступит через порог очарованного дворца.

Эль-Хаджи-Мехеми громко захохотал при этой шутке, по его мнению, Ибрагима, но когда тот с важностью повторил те же слова, пашой овладел гнев и, поднявшись в стременах и стиснув рукоять ятагана, он воскликнул: