— Элинор! — Это был голос Джорджии. — А ну-ка вали сюда, да по-быстрому. Пришли газетчики, хотят сфотографировать тебя.

Я прямо подскочила на кровати. Выбежав из комнаты, я с грохотом слетела вниз. Джорджия, осклабившись, стояла у подножия лестницы.

— А ты не шутишь? — выпалила я.

— Нет, черт меня побери! — И она мотнула головой в сторону входной двери. — Не заставляй их ждать.

Я прижала руку к забившемуся сердцу и пошла к двери.

— Эй, Элинор!

— Ну что? — я обернулась.

— Смотри не забывай нас, простых смертных, — сказала она, — тех, кто терпел твои выходки еще до того, как ты стала знаменитостью.

— Ладно, — сказала я, обнимая ее, — не волнуйся, я вас не забуду.

За день до моего отъезда из Таллулы Сэм повез Элинор в «Эйс хардвер». Не прошло и минуты, как на крыльце появился Джексон. Он протянул мне букет жонкилий, завернутый в зеленую оберточную бумагу.

— Ты одна? — Он нервно оглядел комнату.

— Нет, Джо-Нелл сидит наверху. — Я понюхала цветы, а затем посмотрела в сторону лестницы. На магнитофоне Джо-Нелл надрывалась Мелисса Этеридж. Дома, в Дьюи, я обычно слушаю Вивальди и готовлю под него всевозможные салаты с вермишелью: туда идут лук, петрушка, чеснок, грибы шитаки, красный перец и соус «Лингуин».

— Вообще-то, я и сам знаю, что Сэм уехал, — сказал Джексон, — я припарковался на вашей улице и ждал его отъезда.

Я молча смотрела на него.

— Только не злись, а выслушай меня. Мне было просто необходимо увидеть тебя, и другого способа не было. Пришлось сидеть в засаде. А он надолго уехал?

— Не знаю. Он повез Элинор в магазин скобяных изделий.

— Зачем?

— Она нервничает, что останется одна, так что он ставит ей замки на окна и двери.

— Одна? А разве Джо-Нелл куда-то переезжает?

— Она едет в Техас.

— Зачем?

— Там есть дом в Маунт-Олив. Перешел к нам от Минервы.

— А ты сама? — Он пытливо вглядывался в меня. — Тоже собираешь вещи?

— Да, беру кое-что. Лоскутные одеяла, детские фотографии. Минервины полосатые стаканы. Сервизы — «Фиеста» и зеленый, купленный в годы депрессии. И даже пару мини-юбок Джо-Нелл. — Я понимала, что тараторю как заведенная, но остановиться просто не могла. — Представляешь: у меня будут битком-набитые шкафы?!

— Не представляю, — рассмеялся он.

— Элинор сказала, что отправит все это через федеральную почтовую службу. Как думаешь, они ничего не разобьют?

— Думаю, все будет в целости.

— Забавно, покупки — это такая опасная штука. Чем больше вещей, тем больше волнений. — Я пожала плечами. — Гораздо легче вообще ничего не иметь.

— А у тебя теперь и посуда, и безделушки. — Он взял мою ладонь и провел своим пальцем по моим. — И что же теперь?

— Джексон, прости меня.

— За что? — он округлил глаза, а затем покачал головой. — Черт побери, не говори этого! Не смей так говорить, Фредди.

Я почувствовала, что слова застряли у меня в горле. Поверх его плеча я посмотрела на окно. Солнце стояло низко и светило прямо в глаза из-за старого пикапа Джексона. Я любила его и любила своего мужа. Наверное, я просто жадничала, а на самом деле не заслуживала ни одного из них. На втором этаже вдруг сменилась мелодия: Глэдис Найт и группа «Пипс» запели «Слухами земля полнится». Это был знак, что Джо-Нелл знает о моем госте. Я испугалась, что сейчас она начнет выискивать подходящие компакт-диски, стараясь направлять наш с Джексоном разговор. Если она поставит «На-на, хей-хей, целуй его и поскорей», мне придется подняться наверх и вышвырнуть магнитофон в окно.

— Думаю, я сам виноват. Ведь я, идиот, просто не давал тебе проходу. — Джексон криво ухмыльнулся и на миг стал просто копией своего отца. — Я знал, так все и будет, но надеялся на чудо. И что же, ты едешь домой? Покидаешь страну, где даже в туалете вода отдает магнолиями?

Я кивнула, теребя свою непослушную челку. Но про себя молила его: «Джексон, сделай так, чтоб этот день никогда не кончился! Чтоб звезды не вышли на небо, а солнце не зашло. Сделай так, чтобы прошлое исчезло, чтобы я никогда не отправлялась на Запад и не встретила там Сэма у Пойнт-Рейс».

— Господи, я бы все отдал, лишь бы ты не уезжала, — на миг он зажмурился, — ты бросаешь меня ради другого.

— Но он же мой муж.

— Да, для такой, как ты, этим все сказано. Он хоть знает про нас?

— Я ему все рассказала.

— Черт побери! — присвистнул он, а затем посмотрел в сторону лестницы. — И что он сказал?

— Он был расстроен, — вздохнула я.

— Неудивительно, — он покачал головой, — еще бы. Что ж, видимо, пришло время расстаться. Опять. — А знаешь, я вдруг понял, что сам во всем виноват, — прибавил он вдруг, — ведь это я научил тебя плавать. Помнишь? Черт, уж лучше б я родился китом.

— Твое сердце и так огромное, как у кита.

— Оттого-то мне так и трудно. — И он прижал меня к себе. Ощутив прикосновение его губ и терпкий запах его одеколона, я так и подскочила от захлестнувших меня воспоминаний. Моя коленка вдруг задрожала, словно в суставе сработала какая-то пружинка. Когда он отпустил меня, я отпрыгнула назад и, слегка покачнувшись, оперлась о перила лестницы. Как бы мне хотелось, чтоб у меня было две жизни: одна в Калифорнии, а другая — в Теннесси. Я уже начинала тосковать по сестрам, Минерве и Джексону; я тосковала даже по речному запаху, витавшему здесь. Со всем этим расставаться было больно, как с каждой вещицей из огромного багажа.

— Не забывай меня, Фредди.

— Тебя? Тебя мне не забыть. — Я скрестила руки, обхватив себя. Моя собственная грудная клетка показалась мне вдруг очень хрупкой, словно вместо ребер у меня были побеги бамбука. — Такие, как я, не забывают, ты же знаешь.

— Вот и не забывай, — сказал он, дотронулся до моей руки и круто развернулся. Пройдя по скрипучим половицам, он вышел за дверь и сбежал с крыльца. В два прыжка он миновал каменистую дорожку, забрался в свой пикап и уехал.

Мы были уже у западной оконечности Тихого океана, когда «Сессна» наконец-то вынырнула из облаков. Я посмотрела вниз сквозь пыльное окно. При виде лагун Герреро-Негро и Скэммонса мое сердце учащенно забилось. Я всегда понимала, что киты — самый веский аргумент в любой ситуации и могут восстановить мое равновесие при любом раскладе. На воде была рябь, но не из-за бури, а из-за китов. Сэм передал мне бинокль, и я стала считать их фонтанчики. Они били прямо из океана, точно гейзеры. Еще студентами в Скриппсе мы залезали на крутую, обшитую досками крышу Риттер-Холла и считали мигрирующих китов.

Наблюдение за китами, как и все остальное в моей жизни, было сопряжено с немалым риском. Пару лет назад в Сан-Игнасио киты так били хвостами по воде, что море словно закипело, и все это буквально в нескольких ярдах от фотографа. В другой раз нечаянный удар китового плавника переломал аквалангисту все ребра и подбросил его вверх, как игрушку.