Души богов живут в их статуях… Сеттиты позаботились, чтобы это жуткое место стало родным домом для их повелителя.

Ковальский обыскал весь зал, заглянув за каждый угол, но никого не нашел. Комната была безопасна. В углах стояли небольшие чаши, курившиеся благовониями.

– Могильщик нам не соврал… – проговорил Ковальский. – Это место кто-то регулярно посещает, только вот уборкой брезгует. Следы в пыли и подношения четко свидетельствуют об этом.

Маргарита аккуратно двинулась вдоль стены, мимо десятков саркофагов. Она не могла сказать, кто в них покоился, но не сомневалась, что скорее всего это действительно были высокопоставленные члены Ордена. Девушка разглядывала резные края, поражаясь, что эти культисты могли позволить себе хоронить своих мертвецов на кладбище в самом центре города. И при этом их никто не заметил, никто им не помешал. Не зря Ратцингер сказал, что сеттиты наверняка смогли проникнуть почти во все структуры власти и чувствуют себя хозяевами мира.

Но тогда к чему еще они стремятся? Зачем они затеяли весь этот маскарад? Убийство её отца… Террористические акты на московских вокзалах, пускай даже и преследующие цель реализации некоего жуткого ритуала массового жертвоприношения… Тайные убежища… Жрецы… К чему все это?

– Здесь есть путь дальше, – услышала она голос Ковальского.

Все так же с пистолетом наголо он стоял у еще одной большой дубовой двери в дальнем конце комнаты. Он аккуратно толкнул её, створка поддалась. Федерал проверил соседнее помещение, но и там никого не было. Только еще одна каменная лестница, спиралью уходившая еще глубже под землю.

– Может быть, лучше дождаться бойцов «Альфы»? – шепотом поинтересовалась Марго.

– Зная сеттитов, лучше застать их врасплох, – раздраженно пояснил Ковальский. – Тихо.

Они оба двинулись вниз, осторожно ступая в темноте. Любой неудачный шаг мог окончиться шумным падением со множеством травм и последующим разоблачением. Маргарита старалась не отставать, чтобы не оказаться в полной темноте, будучи без фонаря.

Девушка насчитала три полных оборота, когда лестница наконец-то закончилась. Двое незваных гостей оказались перед еще одной дубовой дверью, которую Ковальский с опаской толкнул. За ней они увидели еще один большой зал, тонущий во мраке. Стены были выложены из огромных неотесанных булыжников. Местами по ним сочилась вода. Зал оказался достаточно большой, чтобы фонарь Ковальского не мог осветить его весь.

Сначала на свет попал блестящий металлический предмет на полу. Когда оба чужака вошли в помещение, стало ясно, что перед ними позолоченная чаша на постаменте в половину человеческого роста. Ковальский продолжал двигаться первым шаг за шагом, затаив дыхание и водя фонарем по сторонам. Они оба не понаслышке знали, на что способны сеттиты. Насколько те безжалостны в этой войне и как преданы своему божеству. Однако, судя по всему, склеп был абсолютно пуст.

– Смотрите! – воскликнула Марго, указывая пальцем в сторону центра комнаты.

Край светлого пятна выхватил из темноты поникшую человеческую руку.

Ковальский тут же перевел туда фонарь. Чужаки увидели огромное каменное ложе, напоминавшее то ли еще один саркофаг, то ли алтарь. Его длинная сторона, обращенная к ним, алела багровыми пятнами. На фоне камня выделялись четкие очертания обмякшей человеческой руки, полностью испачканной в крови. Ковальский перевел свет выше, Марго начала понимать, что что-то не так.

Рука вся была какая-то неровная и негладкая – словом, не такая, как у здорового человека. Слишком уж она была бугристая, обвитая сетью каких-то нитей. Чужаки продолжали приближаться, и все большая область алтаря попадала в их поле зрения. Край светового пятна поднимался все выше по руке, затем выхватил плечо, грудь, бок, ноги обнаженного человека. В последнюю очередь они увидели его голову: лысую, обезображенную, уставившуюся на них огромными круглыми глазами без век, в которых как будто застыли боль, страх и смирение с неизбежным.

Увиденное ужаснуло Маргариту, она прижала обе руки ко рту, но не смогла сдержать крика. Человек перед ними был мертв и абсолютно лишен кожи. Тело бугрилось жилами и мышцами, по ним змеились вены и артерии. Местами труп напоминал скорее искромсанную тушу животного в лавке мясника. Куски плоти свисали или лежали рядом, почти отделенные от костей – следы неудачных попыток освежевать мертвеца.

Федерал так же в ужасе уставился на находку. Ковальский не смог скрыть шока и отвращения. Он поднял свет фонаря выше, чтобы увидеть, что ждало их в дальней части зала. За алтарем виднелись огромные каменные ноги. Они принадлежали еще одной гигантской статуе Сета. Изваяние возвышалось над этой кровавой мизансценой на почти трехметровую высоту. Обнаженное мужское тело бога, одетое лишь в набедренную повязку до колен, тоже было выполнено из темного гранита. Каменные глаза божества смотрели на чужаков сверху как будто с гневом и торжеством. Впрочем, изваяние отличалось от тех, что они видели у входа.

На широкие плечи статуи была накинута шкура животного. Самого опасного на этой планете.

Человека.

Здание внутренней тюрьмы Федеральной службы безопасности Российской Федерации вело свою историю в таком качестве аж с 1920 года, когда его вместе с остальным комплексом занял центральный аппарат ВЧК во главе с Феликсом Дзержинским, памятник которому поставят впоследствии на круглом пятачке в центре площади, а потом снесут.

Дважды расширявшаяся путем достройки дополнительных этажей тюрьма уже к 1936 году вмещала до трехсот пятидесяти заключенных, большая часть которых размещалась в одиночных камерах. Организаторы тюрьмы сделали все, что было в их силах, чтоб создать для своих подопечных максимально невыносимые условия. Полые стены между камерами исключали возможность перестукивания и сговора заключенных, нумерация камер была намеренно перепутана для затруднения ориентации, а маршруты конвоирования планировались специально так, чтобы исключить случайные встречи. Большая часть камер с их крохотным размером два на три метра гнетуще действовала на психику арестанта, как и прогулочный двор, разбитый на крыше тюрьмы, расположенной во внутреннем дворе здания штаб-квартиры КГБ. На протяжении минувшего века в этих стенах держали самых опасных для коммунистов контрреволюционеров и шпионов, к числу которых чекисты отнесли актера Всеволода Мейерхольда, поэтов Осипа Мандельштама и Сергея Есенина, революционера Николая Бухарина, авиаконструктора Андрея Туполева и многих других. Теперь в их числе было пополнение.

В одной из камер, официально отведенных под музей, Штефан Ратцингер отбросил ремень и ухватился кончиками пальцев за выступавшие из стены края кирпича. Тот поддался лишь на пару миллиметров и чуть сместился в сторону. Сжав пальцы еще сильнее, немец сдвинул камень в противоположном направлении и снова потянул на себя. Повторив так несколько раз, он смог вытащить кирпич из стены наполовину.

Сразу же за стеной послышались шорохи, заставившие Ратцингера замереть на месте, затаив дыхание. Точное местоположение источника звука он определить не мог. Вслушавшись, однако, он не разобрал ничего, кроме звенящей тишины. Ратцингер бросил взгляд на металлическую дверь, преграждавшую путь из камеры. Смотровое окошко хоть и было предусмотрено, но открывалось только снаружи, чтобы надзиратели могли следить за заключенными, а не наоборот. Если бы в коридоре кто-то появился, Ратцингер мог бы его услышать, но точно не увидеть.