Я допиваю кофе. Выхожу на улицу. Окунаюсь в теплую ночь в чужом городе, в далекой неизведанной земле, и снова иду вперед.

Глава 38

Теперь я прогуливаюсь, не бегу, как раньше, впитывая звуки и облик незнакомых мест. Прохожу мимо небольшого парка на улице, сплошь застроенной великолепными городскими особняками на несколько квартир. В таких домах парадную дверь запирают на ключ, чтобы входили только жильцы, однако, когда я прохожу мимо, дверь открывается и выходит мужчина с крошечной пушистой собакой.

– Последняя прогулка перед сном? – спрашиваю я.

– Хорошо бы! Ей уже четыре месяца, а забот как с младенцем!

Я сочувственно вздыхаю, и мужчина, как я и надеялась, придерживает для меня входную дверь, за которой открывается внутренний дворик – прелестный и необычный: совсем небольшой, однако усаженный кустами, деревьями и цветами, среди которых вьются бетонные дорожки.

Уже почти полночь, и в этом парке кажется, будто бы город, который никогда не спит, здесь ненадолго вздремнул. Я опускаюсь на чугунную скамью перед статуей кому-то мне неизвестному. Фигура высокая, она нависает надо мной, но в густых сумерках не отбрасывает тени.

Вынув телефон, я обнаруживаю несколько пропущенных звонков от Белинды и Майкла – впрочем, этого следовало ожидать. Я перезваниваю Белинде, свет от экрана выхватывает из темноты ноги статуи, обутые в железные сапоги с пряжками спереди.

Вокруг тишина, если не считать таинственного шуршания ночных животных в кустах да изредка доносящихся издалека гудков автомобилей. Белинда берет трубку на втором же гудке, и в ее голосе слышится облегчение.

– С тобой все в порядке? – спрашивает она. – Где ты? Возвращаешься в гостиницу? Мы в баре, ждем тебя.

– Не нужно, пожалуйста, – прошу я. – Может быть, я задержусь. Мне надо прийти в себя, а это… так быстро не получится.

– Мы сидим в баре, потому что не спится и хочется выпить.

– Ну, ладно. Удачи.

– Майкл тут кое-что разузнал. Вроде бы отыскал людей, с которыми нам стоит пообщаться – выяснить, что… произошло. То есть что стало с Джо после пожара…

– Ты хочешь сказать, что стало с его телом?

– Да, просто не хочу произносить это вслух. Не хочу, чтобы это стало правдой. Послушай, с тобой действительно все в порядке? Мне плохо, а ведь Джо был… мне другом. Мы с ним много пережили. Но не так, как ты с ним. Мне очень и очень жаль, Джесс.

Неожиданно даже для себя я улыбаюсь в полуночной темноте моего тайного сада и отвечаю:

– Я понимаю. И спасибо вам. За то, что поехали со мной, за помощь. Мне сейчас не очень хорошо, но, может быть, однажды станет легче. Надо верить, что все было не зря.

– Нет, не зря, – тут же отзывается Белинда. – Это было важно. Джо заслужил, чтобы о нем помнили, правда? Мы должны были пройти по его следам, узнать, как он жил, – и оплакать его.

– Все так. И мы должны были узнать правду. А с правдой часто так бывает – только ее узнаешь, и не хочется верить. Неважно. Нам есть о чем поразмыслить. И что сделать. Но сегодня я просто пройдусь, подумаю и прочувствую случившееся, договорились? Из меня сейчас не очень подходящая компания. Статуя вроде бы не против, а насчет людей – не уверена.

Белинда не отвечает, и я вдруг понимаю, что мои слова показались ей бессвязным бредом.

– Я в маленьком парке. Возле статуи. Никаких галлюцинаций.

– А, понятно. Будь осторожнее. Все-таки ночь в большом городе, а ты всего лишь Б…

– Я не Бейби Спайс, Белинда. Я не неизвестно кто. Я взрослая женщина с огромным жизненным опытом, и, пожалуйста, перестань так меня называть. Ясно? Я уже стала храбрее.

– Отлично. Теперь ты будешь Злюка Спайс.

– Немногим лучше, давай обсудим это завтра. Так вот. Не дожидайтесь меня. Я еще погуляю. Это помогает.

Мы прощаемся, и, предоставив ночным обитателям парка заниматься своими темными делишками, я возвращаюсь на улицу великолепного квартала, который, скорее всего, никогда больше не увижу.

Я иду дальше и каким-то чудом возвращаюсь к Таймс-сквер. Миную опустевшие театры и закрытые на ночь бары и иду дальше, на запад. В голове постепенно зарождается мысль о реке – пожалуй, я и правда хочу взглянуть на реку, прежде чем ноги откажутся мне повиноваться, а потом возьму такси и вернусь в гостиницу.

Я прохожу Девятую авеню, сворачиваю на перекрестке, наблюдаю за тем, как меняется вокруг атмосфера. Какой странный город – всего несколько шагов отделяют здесь один мир от другого, Китай от Италии, роскошь от грязи.

Теперь я на Адской кухне, непохожей на другие районы города, по которым сегодня прошла. Вдоль улиц по-прежнему возвышаются ряды домов, однако сами улицы здесь уже, теснее застроены. На нижних площадках металлических пожарных лестниц собираются небольшие группки – поговорить и покурить.

Звучит музыка самых разных стилей, от рэпа, испанских поп-песенок, ирландских народных мелодий до оперных арий, воздух наполнен ароматами блюд со всех концов света. Некоторые продуктовые магазинчики еще открыты, машины припаркованы в каких-то сантиметрах одна от другой. Самые обычные автомобили – маленькие, приземистые, пыльные, – не стильные авто, которые попадались в других районах.

Это обыкновенный квартал, здесь живут, работают и любят друг друга обычные люди. Что-то здесь напоминает о квартире, в которой мы жили с Джо, о Юсуфе из кебабной забегаловки и о доме.

Большинство баров и кафе закрыты или закрываются, однако на улицах оживленно. Энергия жизни заразительна, и я позволяю себе впитать ее усталым телом. Это сила жизни, и сейчас она мне очень нужна. Я зависла между двух миров, и меня может утянуть в любой из них.

Я прохожу мимо католической церкви, студии актерского мастерства, парикмахерской для собак, где хозяин может сам помыть своего питомца, и раздумываю, не пора ли передохнуть. Посидеть где-нибудь, выпить воды, проверить, все ли части тела на месте и крепок ли рассудок. Я могла бы еще раз взглянуть на фотографии, вспомнить Джо, попытаться хоть немного заполнить пустоту, которая неумолимо разрастается внутри. Остановившись, я бездумно оглядываюсь и вдруг замечаю неоновую вывеску над каким-то баром. Буквы мерцают. Зажигаются. И гаснут. И снова зажигаются. Окончательно гаснут. Я стою будто в полусне.

Встряхнув головой, я быстро-быстро моргаю в полной уверенности, что переживаю нечто необъяснимое.

В сверхъестественное я не верю и темноты не боюсь. В жизни достаточно страшного, чтобы выдумывать несуществующие ужасы. Однако на мгновение мне кажется, что я ошибаюсь – и призраки существуют или есть некий тончайший занавес,