class="v">Рани мої постріляні та порубані

Окропи-охолоди…

Гей…

То Середульший Брат теє добре зачуває

Та до Старшого Брата словами промовляє

Гей Братіку ти мій / Старший-милий

Як Голубонько Сивий

Чи ти ж мені віроньки не ймаєш

Чи ти мене на сміх підіймаєш

Чи не одна нас Шабля Турецькая рубала

Чи не одна нас Куля Яничарськая стріляла

Що я маю на собі дев’ять ран рубаних-широких

А чотири стріляних-глибоких

Ой не можу я встати

Тобі Холодної Води дістати…

Гей…

Давай же ми з тобою добре учінімо

Та свого Найменшого Брата попросімо

Нехай же він добре дбає

Хай хоч на вколінка уставає

Та в головах Тонку Військову Суремочку достягає

Та жалібненько грає-виграває…

Гей…

Може будуть Подорожні Козаки проїжжьати

Будуть наші Ігри Козацькії-молодецькії зачувати

Будуть до нас прибувати

Тіло наше козацьке-молодецьке в Чистім Полі ховати

Звіреві-та-птиці на потал ни давати…

Гей…

То Найменший Брат теє добре зачуває

Та до Старших Братів Словами промовляє

Гей ви Братіки ви мої / Старші-милі

Як Голубоньки Сиві

Не єсть це нас Шабля Турецькая рубала

Не єсть це нас Куля Яничарськая стріляла

А єсть це нас Отцева-та-матчина Молитва покарала…

Гей…

Ой коли ми з дому в Охоче Військо виїжжьали

То ми з Отцем-та-з-маткою прощенія не брали

Старшу свою Сестру найгіршими словами угорчали

Ось за це ми Браття найбільший гріх і мали…

Ой коли ж ми будем

У Тонку Військову Суремочку жалібненько грати-вигравати

Будуть Турки-Яничари

наші Ігри Козацькі-молодецькі зачувати

Будуть до нас забігати

Будуть нас стріляти та рубати

Тіло наше козацькеє-й-молодецьке

В Чистім Полі розкидати

Звіреві-та-птиці на потал давати…

Стала Чорна Хмара наступати

Став Дрібен Дощик накрапати

Стали Три Братіки Рідненьких як Голубоньків Сивеньких

В Чистім Полі помірати

Гей…

То полягла голова…

Трьох Братів Самарських…

Коло Річки-Самарки та коло Криниці-Султанки

Слава їх не вмре-не-загине

Отнині і довіку

Слухающим головам на Здоровля

На Многая Літа…

Без всякого преувеличения можно сказать, что эту шекспировскую драму я вынес из своего детства со словами «У Тонку Вiйськову Суремочку жалiбненько грати-выгравати» (тонкую военную дудку), но вот глубокая тайна ее стала для меня раскрываться только в последнее время. Правда, уже на заре туманной юности я потихоньку интересовался своей родословной и, дружа и ссорясь со своими русоволосыми и блондинистыми сверстниками, я как-то задал вопрос бабушке: «А почему мы все такие черные?». Помню, что она лихо на него отпарировала, однако не внеся особой ясности в мою детскую голову: «Мы — другие, Владимир!». Конечно, можно обо всем забыть, все принять и со всем согласиться, как поступали зачастую наши родители и старшие родственники, но это только удобный и, возможно, полезный самообман, который уж никак не предполагает очевидности.

У речки Самарки…

Как известно, казацкая дума вторгается в культурно-исторический контекст Юго-Западной Руси, в то время входившей в Великое Княжество Литовское, только в XVI-м столетии, а дума «О трех братьях самарских» считается одной из самых старинных. Некоторые исследователи полагали, что дума берет свое начало в древнерусских былинах Киевского цикла, но это искусственная концепция, обусловленная политической целесообразностью, которая всегда царит в официальной историографии, переходя и на историю искусства, в чем опять же нет ничего удивительного. Если отказаться от идеи, устанавливающей связь между казацкими думами, древнерусскими былинами, сохранившимися на Русском Севере, куда и мигрировало население Южной Руси, и домонгольским народным творчеством, то думы некоторым образом провисают, как будто бы появившиеся неведомо откуда и вообще из ничего. Но такого, разумеется, не бывает. Однако, посмотрев в сторону степей, пресловутого Дикого Поля, все становится на свои места. И подтверждение тому: и песни современных ногайских акынов, и творчество выдающегося украинского бандуриста, уроженца некогда козацких Кобеляк Полтавской губернии Григория Китастого (1977–1984), написавшего блестящую музыкальную композицию «Голос степей», на мой взгляд, проникающую к глубинным архетипам казачьей души. В последующем синтез тюркской и славянской песенной традиции породил такое уникальное явление, как украинская музыкальная культура, во многом не уступающая итальянской, но эта тема иного исследования. Нам же важно прикоснуться к истоку казацких дум…

Давид Бурлюк. Казак Мамай

И хотя дума «О трех братьях самарских» датируется серединой — от силы началом первой половины XVI-го столетия, но рассказывает она о событиях, которые могли иметь место «на ногайской стороне» у речки Самарки или Самары, левом притоке Днепра в пределах бывшей Екатеринославской губернии, на полвека ранее — в конце XV-го столетия. А ведь это и есть время начала «казакования» в будущем черкасского, каневского и кричевского старосты Евстафия Ивановича Дашкевича, считающегося первым кошевым атаманом Низового Запорожского войска. И что удивительно: на примере этой думы, написанной на южнорусском наречии, легшим в основу украинского языка, мы уже не увидим трех древнерусских богатырей (Илью, Муромца, Добрыню Никитича и Алеше Поповича), бьющихся с «погаными» кочевниками на степных засеках и в чистом поле. Три безымянных самарских брата — это те же самые степные батыры, ушедшие в степь за добычей, «за зипунами» и, следовательно, их недруги турки и татары, порубавшие братьев-казаков, на самом деле суть ровня им, волею случая оказавшаяся на пути крещеных охотников. И что в итоге: дума написана на южнорусском наречии, но культурный код ее совершенно противоположен былинам: здесь речь идет не о защите государства, града (ведь подобной моралью, если вспомним, насыщены былины), а о свободном соревновании братьев разных родов, но, вероятно, одного и того же племени. Полагаю, что подобная культурно-историческая перекодировка, произошедшая вполне естественным путем, не является чем-то исключительным и проявляется в вековой перспективе на примере иных стран и народов. И проницательный высоконапряженный эпический текст думы о трагическом «казаковании» трех степных батыров сводится к тому, что «…нас Отцева-та-матчина Молитва покарала…»; то есть все, казалось бы, в высшей степени прозаично. И хотя в думе упоминается «Охоче Вiйсько», но ясно, что братья пустились в степное приключение втроем на свой страх и риск (только в этом и состоит формальная перекличка с былинными персонажами Киевского цикла Ильей Муромцем, Добрыней Никитичем и Алешей Поповичем). Со своей стороны, мы можем предположить, что братья,