Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Дзирт бросился в атаку, выставив перед собой Сверкающий, как будто намеревался нанести противнику удар но ногам. Но движение это было обманным: Ледяная Смерть взметнулась высоко над другим клинком, который Дзирт резко убрал, пронеслась слева направо, устремилась вниз и врезалась прямо в щит Тиаго.
Щит, как и рассчитывал Дзирт, приклеился к Ледяной Смерти. Дроу-следопыт метнулся влево, потащил за собой клинок, пытаясь вращать его, и одновременно перехватил Сверкающий. Левая рука его высоко взлетела, он развернулся спиной к Тиаго, пытавшемуся высвободиться, и сделал движение рукой вниз и назад. Бэнр при всем желании не мог бы отразить щитом этот колющий удар с тыльной стороны руки.
Дзирт победил!
Торжество его было кратковременным: неожиданно Сверкающий обо что-то стукнулся. Кто-то третий вступил в схватку, помешал Дзирту заколоть противника, и при этом Дзирт едва не лишился меча.
– Ха! – воскликнул Тиаго с ликованием, явно решив, что победа близка.
Но следопыт оказался быстрее: он потянул на себя Ледяную Смерть, оторвал ее от липкого щита и закончил разворот вокруг своей оси. Перехватив Сверкающий клинком вперед, он отступил на шаг и занял оборонительную позицию. И в этот момент на лице его появилось выражение изумления. Дзирт увидел Дум’вилль – это она парировала его выпад, выставив перед собой клинок. Но она целилась в беззащитный бок Тиаго, а вовсе не в Дзирта!
Аристократ Бэнр взвыл, застонал и отступил, зажимая рану, а Дум’вилль с окровавленным мечом в руках развернулась к Дзирту.
– Малышка Доу, – произнес Дзирт с удивлением и облегчением, но удивился в сто раз сильнее, когда дочь Синнафейн с искаженным яростью лицом взмахнула своим смертоносным клинком прямо перед лицом Дзирта.
Таков был план Хазид-Хи, план спасения Дум’вилль, которая должна была вернуться в Мензоберранзан с головой Дзирта До’Урдена в качестве трофея!
Сверкающий снова взметнулся вертикально вверх как раз в нужный момент, чтобы преградить путь мечу.
Но клинок был поврежден в бою, а Хазид-Хи приказал своей хозяйке вложить в этот решающий удар всю силу. Прекрасный меч, способный разрубить камень, врезался в Сверкающий, вырвал его из пальцев Дзирта, продолжил опускаться, с легкостью разрезал кожаные доспехи и мифриловую кольчугу и нанес следопыту страшную рану, протянувшуюся от левого плеча до середины груди.
Кровь, хлынувшая из рапы, заливала разорванную одежду Дзирта. Он стоял, приоткрыв рот от изумления и ужаса и глядя на злобно ухмыляющуюся Дум’вилль, Малышку Доу, дочь его дорогого друга Синнафейн.
Он не мог защищаться. Он даже не мог поднять руку, чтобы загородиться от удара, когда Дум’вилль снова замахнулась на него этим ужасным мечом, Хазид-Хи. Дзирт знал, что его рана смертельна.
Он знал, что уже мертв.
Страшный удар обрушился на него, а затем наступила тьма.
Он почувствовал, что летит куда-то в сторону, а может быть, он падал на пол. Он повалился навзничь на твердые камни и получил новый жестокий удар. Потом были лишь темнота и давящая тяжесть, словно каменные плиты разверзлись и поглотили его, словно на него рухнул потолок.
Он не мог дышать.
Я часто задаю себе вопрос: что я почувствую в момент смерти. Может быть, удивление? Именно в тот самый роковой миг, когда меч врага вонзится в мое тело, или когда на меня обрушится молот великана, или когда кожа моя съежится и почернеет в пламени дракона.
Когда я пойму, что это случилось, когда наступит уверенность в том, что смерть пришла за мной, буду ли я захвачен врасплох или спокоен, приму ли я смерть или сойду с ума от страха?
Я говорю себе, что готов. Я всесторонне рассмотрел этот вопрос, рассмотрел логически, рационально, устранив все эмоции, и принял неизбежное. Но, наверное, понимание того, что это рано или поздно случится, и понимание того, что я ничего не могу сделать, чтобы избежать смерти, находятся на некоем высшем уровне. Нельзя заранее подготовить себя к этому событию, единственному в своем роде и необратимому.
Может ли быть что-то страшнее для разумного существа, наделенного способностью мыслить, нежели близкая смерть мозга, конец всех мыслей, угасание сознания?
Я стараюсь не задерживаться на этих размышлениях. Каждый вечер, собираясь спать, я не задумываюсь о том, что сон – это маленькая смерть, которая притаилась рядом со мной под одеялом. Один лишь тот факт, что я задаюсь этим вопросом – застанет ли меня смерть врасплох, буду ли я удивлен ее приходом, – по-моему, говорит о том, что я задумываюсь о смерти гораздо чаще многих. Гораздо чаще большинства смертных.
Многие из нас – каждый из нас – упрямо избегают мыслей о неизбежном, даже склонны отрицать его.
Для тех, кто верит в богов и жизнь за гробом, существует утешение религии. Тем не менее некоторым верующим религия не приносит истинного утешения – это скорее надежда, чем твердая вера. Я говорю так потому, что видел таких верующих в час расставания с этим миром, и этот час был для них поистине ужасен. Другие верят искренне, они принимают неизбежность смерти с оптимизмом и надеются на лучшее существование, на следующую жизнь.
Я никогда не искал утешения в религии. Не знаю, почему. Но я не настолько самодоволен, чтобы осуждать тех, кто избрал иную дорогу к неизбежному концу в этом суетном мире, полном опасностей, или чтобы заявлять, что они ниже меня в плане интеллекта и морального облика, или трусливее меня. Потому к этой второй группе, к глубоко верующим, принадлежит и моя жена Кэтти-бри. Она так уверена в своих представлениях о том, что ожидает нас после того, как мы падем под серпом жнеца, в том, что будет после того, как ее время на Ториле подойдет к концу.
Может быть, я и сам смотрел бы на вопросы жизни и смерти иначе, если бы испытал то, что испытали мои четверо друзей, и побывал бы там, где побывали они?
Откровенно говоря, не знаю.
Вульфгар побывал там, на том свете, и вернулся прежним; он вовсе не убежден в том, что на другой стороне пруда в лесу Ируладун его ожидала бы вечная жизнь. На самом деле Вульфгар как-то раз по секрету рассказал мне, что его вера в существование Дворца Темпуса теперь, после путешествия в иной мир и возвращения к жизни, стала еще слабее, чем прежде. Мы живем в мире, где действует самая удивительная магия. Мы даем этому миру и его явлениям имена, делаем вид, будто понимаем его, и втискиваем его в тесные рамки, доступные нашему ограниченному уму.
Но, что еще более важно, мы отказываемся видеть во всей полноте красоту вселенной, окружающей нас, для того, чтобы питать свои надежды и отгонять свои страхи.
Я знаю, что этот день придет. Меч врага, молот великана, дыхание дракона. Избежать смерти невозможно, не будет иного пути, не будет счастливой случайности.