– О, я буду молиться за него! – вскричала она. – А вы, добрые господа, сделайте все, что в ваших силах, чтобы его милость поправился.

– Мы сделаем, мадам, – заверили ее доктора. – А вам нужно отдохнуть. Это испытание и для вас тоже.

Господь внял мольбам Екатерины. Через три дня, во вторник на Масленой неделе, Генрих позвал ее к себе. Ему стало лучше, и он сидел в кресле у очага, положив больную ногу на подставку, но был сам не свой. Супруг не протянул к ней рук, как делал обычно, а лишь печально улыбнулся.

– Увы, Кэтрин, кому может довериться человек? – со вздохом проговорил король. – Я правлю жалкими людьми, которые вскоре станут такими ничтожными, что не будут иметь ни храбрости, ни силы противостоять мне.

Екатерина не имела понятия, о чем он говорит.

– Что случилось? – в тревоге спросила она и подскочила, когда из-за кресла Генриха выполз шут Уилл Сомерс.

– Советники Гарри развлекались, управляя Англией без него, – прокряхтел он, скорчив гримасу.

– Убирайся! – рявкнул Генрих. – Проваливай отсюда, негодяй!

Уилл со скорбным выражением на лице ускакал. Он знал, насколько далеко может заходить со своим господином.

– Это правда? – спросила Екатерина, когда шут скрылся с глаз.

– Более или менее, – прорычал Генрих. – Большинство членов моего Тайного совета под предлогом службы мне заботятся только о личной выгоде. Я знаю их уловки. Они все борются за превосходство, каждый хочет возвыситься над другими и через это управлять мною. Но я отличаю хороших слуг от льстецов и, если Господь даст мне здоровье, расстрою их планы. – Он распалял сам себя. Ему это было вредно.

– Вы скоро поправитесь, – утешительно произнесла она, – и тогда, я уверена, разберетесь с вашими обидчиками.

– Хм… – Генрих задумался.

– Хотите, я позову музыкантов? – спросила Екатерина.

– Нет.

Это испугало ее. Музыка была одной из страстей короля.

– Может быть, тогда я сама вам сыграю?

– Кэтрин, вы очень добры, но я сейчас не в настроении. Нога так болит. Когда я думаю, каким был прежде, скакал верхом, бился на турнирах, участвовал в состязаниях, стоило мне только захотеть… А теперь едва способен обойти свою комнату. Черт побери, мне это надоело, надоело болеть, надоели советники – осточертело все это! Как подумаю, сколько я всего сделал для своих людей и что получил взамен, так во мне закипает кровь. Я отрублю им всем головы, если они хотя бы пискнут о том, чтобы снять ношу с моих плеч!

Он продолжал этот бессвязный ропот, не имевший для Екатерины никакого смысла. Она даже забеспокоилась, не началась ли у него снова лихорадка. Тут дверь открылась, и вошел Том Калпепер с подносом в руках.

– Простите за вторжение, ваша милость, – сказал он, с бесстрастным лицом поставил поднос и поклонился. – Я пришел накрыть стол к обеду.

– Вы ведь не предадите меня, а, Том? – жалобно спросил Генрих.

Том, который в этот момент разглаживал на столе скатерть, оторопел:

– Конечно нет, сир.

– А остальные предают! – прорычал король и огляделся, будто искал, кому бы поддать. – Клянусь Богом, они узнают, что такое мой гнев! – взорвался он.

Оба, Екатерина и Том, вздрогнули. Глаза их на миг встретились. Том покачал головой, почти незаметно, будто предупреждал ее, что успокаивать монарха сейчас бесполезно.

– Был ли хотя бы один правитель так несчастен в своих советниках? – Голос Генриха стал более ровным, но в нем звучала горечь. – Под мельчайшим предлогом, по ложному обвинению они заставили меня казнить вернейшего слугу, какой у меня когда-либо был.

Он говорил о Кромвеле, поняла Екатерина, а среди людей, которых король обвинял, наверняка был и ее дядя. Она ощутила острый приступ страха как участница заговора.

– Кромвель был выше фракций! – горячился король. – Он держал бы их под контролем. – Генрих осел в своем кресле и закрыл лицо руками. – О Боже! Не слушайте меня, дорогая. Я старый медведь. Это боль, а не министры, разжигает во мне злость.

– Могу я чем-нибудь помочь, сир? – спросил Том.

– Нет. Я побуду один. Уходите, вы оба. Том, развлеките чем-нибудь мою бедную королеву. Это будет для нее тихая Масленица. Мне не до развлечений и веселья. Пришлите духовника, чтобы исповедал меня.

Том поклонился, Екатерина сделала реверанс, порывисто наклонилась и поцеловала Генриха в щеку:

– Поправляйтесь, сир. Я буду молиться за вас.

В антикамере, когда за ними закрылась дверь, Екатерина испустила вздох:

– Я никогда его таким не видела.

– Он становится раздражительным, когда у него разболится нога, – отозвался Том, не отрывая взгляда от ее лица, потом понизил голос: – Скажи, Кэтрин, как ты выносишь это?

– Выношу – что? Я сегодня впервые увидела его таким.

– Нет. Я имею в виду супружество с ним.

Озабоченный тон, каким были произнесены эти слова, сыграл свою роль. Былое чувство вспыхнуло и разгорелось в ней.

– Я люблю его, Том. Он был ко мне более чем добр.

– Ты любишь его? – Во взгляде Тома отобразилось страдание.

– Да, люблю.

Это была правда. Но, оказавшись наедине с Томом, Екатерина поняла, что она не влюблена в Генриха, а это совершенно другое дело.

Потом Калпепер заговорил совсем другим тоном – наигранно оживленным:

– Так что же я могу предложить, чтобы развлечь вашу милость?

Последовала пауза.

– Прогулку по саду, может быть? – с некоторой неохотой сказала она.

– Как будет угодно вашей милости. Я играю в теннис в два часа, если король отпустит меня.

– Тогда я приду посмотреть на это. – Она возьмет с собою нескольких дам. Их присутствие обеспечит безопасность. – Думаю, в сад я пока не пойду.

1541 ГОД

Вся в смятении, Екатерина быстро вернулась в свои покои. Нельзя ей думать о Томе, но она не могла удержаться. Он был так галантен, так красив. Ее снова потянуло к нему, как тянуло всегда. Колесо Судьбы могло повернуться иначе, Том стал бы ее мужем, и она бы блаженствовала. Тем не менее она сама бросила его ради короны, и это дорого ей обошлось. Но у нее действительно не было выбора.

Екатерина полагала, что она счастлива замужем за Генрихом, и во многих смыслах так и было. Но он стар, а она – в расцвете юности, в жилах у нее бурлит молодая кровь, и ей известно, что такое страсть. Встреча с Томом, разговор с ним пробудили в ней чувство, которое она считала умершим.

«Хватит! – приказала себе Екатерина. – Ты не можешь получить его. Так что забудь о нем, как забыла прежде».