В результате, когда в начале декабря ее падчерица приехала с визитом ко двору, Екатерина была полна дурных предчувствий. Роскошно одетая в бархат и меха, сверкая украшениями и меньше всего походя на монахиню, Мария вошла в приемный зал Генриха и сделала перед отцом низкий реверанс. Это была невзрачная молодая женщина с рыжими волосами, вздернутым носом, поджатыми губами и напряженным взглядом. Она смотрела так, будто была близорука, и держалась с достоинством, но при этом робела.

Поднявшись из реверанса, Мария внимательно посмотрела на королеву. Та почувствовала себя под прицелом и нервно улыбнулась. Мария ответила ей, хотя улыбка затронула только ее губы.

– Я оставлю вас, леди, чтобы вы познакомились ближе, – сияя, сказал Генрих и покинул апартаменты королевы.

Дамы сразу собрались вокруг Марии, осыпали ее любезностями и окружили заботами, чем обычно пользовалась Екатерина, так что остаток дня гостья была центром внимания.

Королева сидела в стороне, по собственному выбору, чувствовала себя немного заброшенной и от души надеялась, что Мария не задержится при дворе на три дня. Что касается двух фрейлин, которые прибыли с ней, то они вообще игнорировали Екатерину!

В какой-то момент, когда она сидела за вёрджинелом и с силой жала на клавиши, чтобы инструмент звучал как можно громче, Мария подошла к ней:

– Можно мне посидеть с вашей милостью?

– Конечно, – сдержанно ответила Екатерина.

– Я слышала, вы друг истинной веры, – сказала Мария. – Она нуждается в такой защитнице в эти трудные времена.

– Верно, – коротко ответила Екатерина, не желая смягчаться.

– Я была рада услышать, что его милость мой отец счастлив в браке, – продолжила Мария. – Надеюсь, ваша милость тоже довольны. Если вам когда-нибудь понадобится совет или помощь, я с радостью откликнусь. Вы очень молоды и неопытны в придворных обычаях. Моя мать была королевой и прекрасным примером для всех.

– Благодарю вас, – сказала Екатерина, злясь, потому что Мария явно считала ее недотягивающей до высокого идеала, каким была ее мать, и намекала, что юность и неопытность не позволят ей быть хорошей королевой. – Мне почти двадцать, и у меня в наставниках сам король. Вы знаете, как он внимателен.

– Да. Я знаю его гораздо дольше, чем ваша милость, – сказала Мария, чем еще сильнее разожгла ярость Кэтрин.

Не успела она придумать едкий ответ, как к ним подошла и села рядом леди Саффолк. Она взяла Марию за руку и сказала:

– Моя почтенная родительница очень любила мать вашей милости. Вам будет грустно услышать, что она умерла в прошлом году.

– Это действительно печальная новость, – отозвалась Мария, и глаза ее наполнились слезами. – Я любила вашу матушку. Она всегда была ко мне добра. И моя праведная мать обожала ее.

Они предались воспоминаниям, к которым подключились и другие дамы, и Екатерина опять почувствовала себя изгоем. У нее не было ничего общего с Марией. Кроме веры, ничто их не связывало. Обязанность придворных дам – прислуживать ей и развлекать ее, а не бесконечно лебезить перед Марией! Екатерина так и сказала Генриху за ужином.

– Они игнорировали меня бо́льшую часть вечера, – пожаловалась она.

– Простите их, дорогая. Некоторые из них знали мою дочь с детства.

На мгновение он задумался, словно вспомнил то далекое время, когда был молод и женат на Екатерине Арагонской, обожал свою дочь и продолжал надеяться на сына. Если бы та родила этого сына, история пошла бы по совершенно иному пути. Екатерина, наверное, сегодня здесь не сидела бы.

– Дело не только в моих дамах! Сама леди Мария обращалась со мной без должного уважения. А две фрейлины, которых она привезла с собой, просто не обращали на меня внимания!

– Я понимаю, – вздохнул Генрих. – Хорошо, если вы хотите, Кэтрин, я отправлю Марию к ее брату Эдуарду в Эшридж. Я скажу ей, что мы уезжаем в Отлендс. И прикажу, чтобы этих фрейлин уволили.

– Благодарю вас, Генрих, – сказала Екатерина, кладя ладонь на его руку.

Король выглядел несчастным. Разумеется, ему было приятно видеть дочь. Екатерина почувствовала неловкость оттого, что заставляет его отослать Марию прочь. Но та сама виновата. Нужно было объяснить своим фрейлинам, что те должны оказывать должное почтение королеве, и самой не говорить с ней таким покровительственным тоном.

Утром Генрих пришел на конюшню с опозданием. Следом за ним появился месье Шапюи.

– Мои извинения, дорогая, – сказал Генрих, видя, что Екатерина ждет его, одетая в зеленый бархатный костюм для верховой езды. – Я буду через минуту. – Генрих повернулся к послу. – Значит, леди Мария просила вас вступиться за ее фрейлин?

Король положил руку на плечо Шапюи и отвел его немного в сторону от охотничьей партии. Но не слишком далеко, так что Екатерина слышала, о чем шла речь.

– Ваше величество, она опасается, что приказание отослать их прочь исходит целиком от королевы.

– Мы не позволим никому выказывать неуважение к ее милости, – возразил Генрих.

– Она утверждает, что это было сделано ненамеренно, сир, – отозвался Шапюи.

– Ну может, я был слишком строг. Я отменю распоряжение. Скажите фрейлинам, чтобы готовились к отъезду с леди Марией завтра.

Гнев Екатерины тоже иссяк. Она не стала возражать против решения Генриха, когда тот присоединился к ней, и они вместе выехали в парк. Он отсылал Марию. Этого было достаточно. Однако во время охоты ее смутило замечание месье де Марильяка, обращенное к Шапюи, что, мол, чистая атмосфера, окружающая леди Марию, удивительным образом контрастирует с затхлым духом двора. Неужели он намекал на нее? Она едва не спросила Марильяка напрямик, но вовремя сдержалась. Лучше помалкивать о таких вещах.

Чтобы порадовать Генриха, на следующее утро, когда Мария уезжала, Екатерина подарила ей украшенный драгоценными камнями помандер.

– Это знак моего уважения, – сказала она своей падчерице.

Мария, которая, прощаясь, едва улыбнулась, пришла в замешательство:

– Вы очень добры, ваша милость. Это прекрасный подарок, и я буду беречь его.

Генрих осклабился, довольный милостивым жестом супруги. Купаясь в его одобрении, она решила послать что-нибудь Елизавете тоже и выбрала из своего огромного запаса украшений несколько красивых бусин и золотую брошь с камеей, усыпанную рубинами и изумрудами, – яркие вещицы, которые понравятся девочке. Король пришел в восторг.

– У вас щедрое сердце, дорогая, – сказал он ей.

Отлендс, укутанный декабрьским снегом, на фоне мглистого неба, прорезанного лучами низкого солнца, казался волшебным местом. Трудно поверить, что прошло уже больше четырех месяцев с того момента, как они с Генрихом поженились здесь. Чтобы отметить возвращение, он подарил ей пару четок.

Приятно было снова попасть сюда и насладиться краткими днями уединения, как во время медового месяца. Омрачало их жизнь только присутствие Тома Калпепера. Он закончил дела, удерживавшие его вдали от двора, и постоянно находился при Генрихе, который относился к нему как к сыну. Екатерина соблюдала вежливость, когда ей приходилось общаться с Томом, но старалась не встречаться с ним глазами, чтобы Генрих не заподозрил, будто между ними что-то было. Она постоянно чувствовала на себе взгляд Тома и хотела, чтобы тот отвернулся. Ее до сих пор влекло к нему, по-мужски красивому и полному сил, но она, как верная супруга, гнала от себя всякие сравнения его с королем. Том не мог дать ей того, что давал Генрих, который к тому же так сильно ее любил. Но, с другой стороны, нашептывал у нее в голове предательский голосок, Генрих не мог дать ей того, на что был способен Том! Кэтрин расстраивала мысль, что ей, вероятно, никогда больше не иметь молодого любовника.