– А идите вы все! – вскричала Даша и бросилась со двора.

– А я знаю, за что он его застрелил, – сообщил Валька.

– Ну за что? – спросил Картошкин.

– Да девчонка эта сильно хотела, чтобы Шурик ее трахнул. Уж ластилась, ластилась… И так и сяк… Прямо лезла под него. И все на глазах у родного папаши. Кто же тут выдержит.

– Прекратите непотребные разговоры! – прикрикнула мамаша.

– А чего, Дарья Петровна? Разве не так?

– Вот уж не знаю, так или не так. А только прекрати!

– А я думаю: тут дело в другом, – заметил Картошкин.

– Ну, в чем?

– Шурик этот уж очень злил городское начальство. Вы вспомните: и Огурец из-за него пострадал, и Костя-атаман, а теперь вон что в городе делается.

– Думаешь, и Костю он ухайдокал? – с любопытством спросил Славка.

– А то кто же! А с Соколовыми что сделал…

– И врача этого их, Соколовых, руками пришиб. – Славка посмотрел на Ивана. – А ты, ученый, как считаешь?

Иван пожал плечами.

– Опять молчишь, – насмешливо сказал Славка. – Все молчишь и молчишь. Вот скажи нам, чего ты здесь околачиваешься? Вторую неделю рядом с нами, а я что-то не пойму – с какой целью. Может, ты засланный?

– Оставь его в покое, – примирительно произнес Картошкин. – Он диссертацию задумал писать о нашем чудике. А может, книжку…

– Писатель какой выискался, – презрительно заметил Славка. – А если я тоже книжку о Шурике хочу написать, тогда как?

– Ну и пиши, – захохотал Картошкин. – Кто из вас быстрее напишет, тот и победил. Хотя какой из тебя писатель. Ты алфавит толком не знаешь. И читаешь по складам.

– Обижаешь.

– А вы помните его последние слова? – неожиданно спросил Иван.

– Про смерть, вроде… – неуверенно сказал Картошкин.

– Я пришел победить смерть.

– Думаешь, он не умер?

– Умирает лишь оболочка…

– Ну и?..

– Такое впечатление: он знал, что вот-вот погибнет.

– Жил тут у нас, понимаешь ли, – ни к селу ни к городу заметил Картошкин. – Хлеб наш жрал.

– Не надо! – отозвалась мамаша. – В отличие от вас, он деньги давал на прокорм.

– Откуда только брал, – заметил Валька.

– Откуда бы не брал, но давал. Не кроил в отличие от тебя.

– Я, что ли, крою?! Не надо мать!

– Ребята, а скажите: вы его любили? – неожиданно для всех спросил Иван.

– Любили? Да как сказать… Скорее терпели.

– Это как же понимать?

– Любили… – презрительно произнесла мамаша. – Да они себя-то не любят. Пьянчужки проклятые!

– Ты чего это мать? – удивился Толик. – Мы же теперь, считай, не употребляем.

– Если кто его и любил, – продолжала мамаша, не обращая внимания на слова сына, – так это девчонка. Глаз с него не сводила. Но тут другое. Та и деревяшку полюбит, коли в голову втемяшится. Молодая, глупая, жизни не видела. А эти…

– Ну а вы сами? – не отставал Иван.

– Я-то? Опасалась его поначалу.

– Это почему же?

– Опасалась, и все! И вообще. О покойниках плохо не говорят.

– Ты, мать, что-то темнишь, – заметил Толик. – То все вертелась около него, а теперь почему-то «опасалась».

– Казалось: не нашей он веры, вот и весь мой сказ.

– Не нашей… А чьей же? – не отставал Толик.

– Не хочу говорить об этом.

– Погоди, мать. Давай разберемся. Что значит не нашей? Ведь он не мусульманин был, не иудей…

– А разве только эти веры существуют?

– Ну, еще буддизм, индуизм там… Но это уж больно экзотично.

– Не то говоришь.

– Я тебя, мать, не понимаю.

– Не понимаешь?! Ладно, скажу. Я считала: он – посланец ада!

– Ну, ты даешь! – засмеялся Толик. – Нечистую силу в своем доме обнаружила!

– Опасались, это поначалу, – не отставал Иван. – А потом? Потом-то вы к нему как относились?

– И потом также, – засмеялся Картошкин.

– Замолчи, Толя! Хватит! Человек только что умер, а мы его обсуждаем, по кусочкам раскладываем. Может, он еще тут? Слышит нас. Как бы там ни было, мы должны его похоронить.

– Правильно, – подтвердил Толик. – Именно мы и должны.

Когда Людмила Сергеевна Плацекина узнала, что муж застрелил ее главного, как она считала, врага, она вначале не поверила. Миша, как она считала, был чуть ли не главным приверженцем этого Шурика, и вдруг прикончил собственными руками. Но весть принес всеведущий завхоз Кузьмич, причем через пятнадцать минут после убийства. А Кузьмич находился в курсе всего происходившего в Верхнеоральске.

– Как есть прихлопнул! – горячо рассказывал старик, в упоении от собственной информированности, потирая костлявые ручонки. – Все обойму всадил! Восемь пулек!

– Где же это случилось? – замирая, спросила Людмила Сергеевна.

– Да уж известно где. У Картошкиных во дворе.

– И Дашка при этом присутствовала?

– Дочурка ваша? Естественно.

– А Миша? Он где же?

– Муженек ваш? Так арестован солдатиками. В съезжую привезли. Ну, где вы допросики чинили. Сейчас в ей и находится. И тело этого, убиенного, там же. Солдатики, понимаешь ли, в недоумении. Не знают, что дальше делать.

– Я сейчас туда подъеду, – заявила Людмила Сергеевна.

– Непременно подъехать надо, – одобрил Кузьмич. – А то как же без начальства.

Через пять минут глава города была во временной комендатуре, или как назвал ее Кузьмич – «съезжей», располагавшейся в здании горотдела милиции. Первое, на что Людмила Сергеевна обратила внимание, был труп Шурика, лежавший прямо на асфальте возле крыльца. Она подошла поближе и дотронулась носком туфли до правой руки покойника.

«Нужно бы убрать его отсюда. На такой жаре тело мигом раздует», – пришло в голову.

– Почему убитый находится здесь? – строго спросила Людмила Сергеевна у топтавшегося рядом с телом солдата, не то часового (хотя зачем охранять мертвеца), не то просто со скуки пришедшего посмотреть на убитого.

– А я откуда знаю, – непочтительно отозвался тот. – Привезли и бросили.

– Я глава города Плацекина. Приведите старшего.

Появился прапорщик в расстегнутом кителе. Он что-то жевал на ходу.

– Отправьте тело в городской морг, – распорядилась Людмила Сергеевна, – а меня отведите к задержанному.

Когда Людмила Сергеевна вошла в камеру, Плацекин сидел на откидных нарах, тупо уставившись в противоположную стену. Услышав звук открывшейся двери, он повернул голову в ту сторону, но лицо его абсолютно ничего не выразило.