– Знаешь, в чем сейчас твое главное слабое место? Не в том, что ты совершил ошибку – ты еще совершишь их много и на любой вкус. Это естественный и даже полезный процесс: умение проигрывать – это качество, которое часто важнее умения одерживать победы. Ты знаешь, что здесь произошло только что? – вновь хлопком по столу государь вернул на столешницу изображение коттеджа.

– Нет, – моментально произнес цесаревич, потому что знал, что государь не терпит ни оправданий, ни уклончивых многословных ответов.

– От твоих боевых псов-опричников в Архангельск направился сам обер-прокурор Управления тайных мистических деяний. Отправился с намерением поговорить с нашей сверходаренной(!) темным искусством молодежью в менторском тоне и, вероятно, собираясь поставить их на место. Но видимо что-то в беседе не срослось, и теперь у Министерства духовных дел на одного обер-прокурора меньше, – невесело усмехнулся Император. – И есть у меня вполне обоснованные подозрения, что конфликт возник после упоминания неоднозначности семантики этюдности в прозе Пришвина, – добавил он, по-прежнему усмехаясь без веселья.

Цесаревич от услышанного обомлел, даже не обратив внимания на последнюю крайне странную фразу государя. Мысль о том, что обер-прокурор мог быть убит юными одержимыми казалось самой настоящей крамолой. Не бывает так, что неорганизованные дикари с камнем и палками могут победить в схватке с боевой машиной пехоты, действующей в составе тактической группы.

– Как это произошло? – треснувшим голосом поинтересовался цесаревич.

– Откуда ж я знаю? – совершенно неискренне удивился и пожал плечами государь. – Это я должен у тебя об этом спросить. Ведь это именно ты с момента принятия решения о проведения твоего турнира вроде как занимаешься делом нашего… как там его твои опричники называют, высокоградского резидента? Или нет?

– Я. Но…

«Молчи!» – словно бы сказала резко поднятая ладонь императора. «Молчи» – еще раз жестом показал государь, покачав выставленной ладонью, после чего заговорил:

– После того, как на рейде погибла «Императрица Мария», награжденных за участие в спасательной операции было больше, чем наказанных за допущение подобного чрезвычайного происшествия. Даже в поражениях необходимо находить возможность поощрить людей, этого достойных. Ты же в последний год приобрел репутацию командира, абсолютно нетерпимого к просчетам подчиненных. И я предполагаю, что тебе о гибели обер-прокурора даже не сообщат в ближайшее время. Спящим больше, Спящим меньше – кто их посчитать может?

Цесаревич попытался было что-то сказать в свое оправдание, но император вновь – с говорящим терпением поднял руку, прерывая его. Наследник моментально осекся – столько показательно демонстрируемая выдержка государя ничего хорошего не предвещала, и сейчас точно будет лучше сохранять молчание.

– Я предоставил тебе в деле организации этого вашего занимательного турнира абсолютный карт-бланш и полнейшую самостоятельность. Ты же начал совершать ошибки, одну за другой. Но! – поднял палец Император, – собственно, я этого ожидал. Именно поэтому мы сейчас беседуем здесь и сейчас, чтобы твои ошибки обсудить, а после исправить.

Закончив оказавшуюся столь неожиданной для наследника фразу, император посмотрел на собеседника и приподнял левую бровь, ожидая вопросов. Цесаревич же, увидев подобный жест, весьма удивился – раньше государь подобной мимикой не пользовался. Тот же, не дождавшись вопросов, продолжил.

– В первую очередь начнем с того, что ты неправильно расставил приоритеты. О том, что одаренные, при прочих равных, пасуют перед техническим прогрессом, ты доказал обществу уже в первый день турнира, еще вчера. Этого достаточно – так сказал Совет Спарты, не став разрушать Афины после победы в Пелопонесской войне, так сказал и Александр, в отместку за Москву не став сжигать Париж, чего в общем-то от него вполне справедливо ожидали. Не уподобляйся проигравшим, будущий повелитель мира может позволить себе быть великодушным. Прекрати размазывать одаренных как муху по стеклу, – горящий золотом взгляд поймал глаза наследника. – Остановись, кроме тебя найдется кому быть в первых рядах.

Цесаревич, услышав, как зазвенел сталью голос государя, кивнул и с трудом сглотнул, чувствуя как пересохло горло. Император между тем неожиданно изменил тон, глаза его потухли, и сам он заговорил совершенно по-свойски, с отеческими интонациями.

– Я в твои годы в Преображенском полку служил, и был у меня там тезка, прапорщик Петренко. Инструктор рукопашного боя, если что. Так вот, Михайло Олексанрович любил присказку: чтобы вступить на поле боя в рукопашную схватку, гвардеец должен потерять винтовку, пистолет, нож, пехотную лопатку, связь тактической сети, выйти на ровную площадку без единой палки или камня, и! самое главное, – государь даже вверх палец поднял, – после всего этого найти на этой ровной площадке второго такого же дурака. Понял, о чем речь?

Цесаревич Алексей несколько раз хлопнул своими удивительными синими глазами, от которых буквально сходили с ума девушки по всему миру, но довольно быстро догадался о смысле сказанного – дураком он отнюдь не был.

– Да, именно это я и имел ввиду, – кивнул Император, прерывая слегка сбивчивые объяснения взволнованного происходящим цесаревича. – Никто и никогда не будет стремиться предоставить на поле боя равные условия всем участникам, и сила одаренных – пусть даже она уже и пасует в отдельных случаях перед техническим прогрессом, это фактор на века. Ты слишком преувеличил значение своего турнира, и преуменьшил кажущиеся тебе второстепенными факторы.

Обернувшись к управленческому меню, Император нажал пару кнопок, и через мгновенье на проекции появилось изображение стоящего в доке фрегата Аврора, с изуродованной скулой после совершенного навала на британский эсминец. Геометрия корпуса оказалась нарушена, и четырехлучевая путеводная звезда – символ Северной флотилии, размещаемая вместо двуглавого орла, полагающегося кораблям Императорского флота, оказалась смещена в сторону. Следующее изображение продемонстрировало сам момент столкновения русского фрегата и британского эсминца, последующее – таран эсминцем ледяной блокады.

Закончив демонстрацию, император обернулся к цесаревичу.

– Ты уверен, что твой «друг» Карл в организованном вами турнире преследует те же цели, что и ты?

Император назвал Майкла, принца Кентского, Карлом не случайно – именно такое имя тот должен был получить в случае коронации и восшествия на трон. В чем, впрочем, никто не сомневался.

– Или, может быть, цель совсем иная? – следующее изображение показало портрет юного худощавого паренька, расположившегося на первом плане в составе команды на церемонии представления.

– Твой кузен. Между прочим, один из одиннадцати в мире, кому удалось наложить слепок души во младенчестве, а также потенциально один из сильнейших в мире одержимых, – дежурно пояснил Император, озвучивая известные цесаревичу истины.

– Одержимые – битая карта, они обречены, – осторожно произнес цесаревич. Несмотря на то, что именно эту фразу он слышал от государя, и совсем недавно, сейчас она не показалась ему действенным аргументом.