— А я? Что она собиралась со мной сделать?

— Оставить отцу, — жёстко, даже злобно ответил Арчер. — Не спрашивайте меня о мотивах такого решения, о них в письмах нет ни слова. Полагаю, что она думала о вашем благополучии. Что ждало здесь дочь женщины, бросившей мужа и живущей с его же родственником?

— И снова всё делается ради пользы близкого, — усмехнулась Арьере. — Действительно, почему мы так редко-то спрашиваем, что сам человек пользой считает? Вроде бы правильно поступаем, даже собой жертвуем, а всё равно выходит не складно. И жертву никто не оценивает, и благодарить вроде бы не за что. Ну почему так?

— Полагаю, это риторический вопрос, — отозвался брюнет, доставая из кармана пожелтевший, сломанный на углах конверт. — В тайнике было ещё одно письмо старика, оно адресовано вам. Признаюсь, с его содержанием я ознакомился. Но только я.

— Там указано, где дядя спрятал архив? — спросила Тиль, не торопясь забирать конверт.

— Нет, об этом Крайт не написал ни слова.

— Так где же бумаги?

— Понятия не имею, — пожал плечами Арчер. — Может, вы теперь найдёте способ, как связаться с ушедшими к Небу? Тогда и узнаем. А сейчас мне, пожалуй, пора откланяться. Думаю, говорить о том, что я всегда рад оказать вам любую услугу, излишне.

— Взаимно, — согласилась Тиль, всё-таки принимая письмо. — Позвольте последний вопрос: всё же, почему вы так настойчиво пытались навязать мне роль любовницы?

— Помнится, слова «любовница» я не произносил.

— Это не ответ.

— Это единственный ответ, который я могу дать. Всего хорошего, мистрис Крайт.

Арчер вежливо приподнял цилиндр, поклонился и направился к калитке, тихонько насвистывая незатейливую мелодийку.

* * *

Квартира, за десять лет так и не сумевшая стать домом, за последние несколько дней не изменилась ни на йоту. Вот только чувствовалась она совершенно иначе, привычного ощущения некомфорта не было. Хотя в прихожей совершенно по-прежнему жирно и тяжело пахло едой, лампы не горели, отчего в коридорах царил плотный сумрак, а горничная, принявшая пальто, не только губы поджала, но и позволила себе нахмуриться. На кирпичном лице без всякого труда читалось: возвращение блудной хозяйки её нисколько не радует.

Вот только Тиль это всё абсолютно не трогало. А почему должны раздражать совершенно чужой быт и слуги, не имеющие к тебе никакого отношения?

— Господин Арьере уже уехал в театр? — поинтересовалась Тильда, поправляя перед зеркалом причёску.

— Хозяин сегодня собирался в опера, — служанка так и сказала, делая ударение на «а». Видимо, произношение на континентальный манер нынче считалось в столице особым шиком. — Но из кабинета он ещё не выходил.

— Вот и отлично, — порадовалась доктор, — кабинет — это прекрасно.

Амос, что и не удивительно, тоже нисколько не изменился. Дражайший супруг, как сотни, а, может, и тысячи вечеров до этого, сидел в высоком кресле с кружевным саше на спинке, читал газету, курил, а на столе рядом с ним стоял ополовиненный, видимо, первый за вечер, бокал коньяка. На появление жены господин Арьере привычно не отреагировал — продемонстрировал, значит, крайнюю степень недовольства.

— Добрый вечер, дорогой, — поприветствовала его Тиль, клюнув в щеку. А вот это, кажется, из давным-давно одобренного сценария выбивалось, потому как Амос даже уголок газеты отогнул, на жену посмотрел. — Как у вас дела? Надеюсь, успешно?

— Вы уже вернулись? — выдержав многозначительную паузу, осведомился Амос. — А где же офицер Крайт?

— Понятия не имею, — Тиль подумала и всё же села за стол, опершись локтями о столешницу, сплетя пальцы и пристроив на них подбородок. — Уже на континенте, на северных островах или на каком-нибудь секретном полигоне. А, может, ждёт приговора трибунала за разбитый самолёт.

— А вы, оказывается, жестокая женщина.

— Давайте обойдёмся без пикировок. Предлагаю просто, по-человечески договориться — это позволит нам обоим сэкономить массу времени и нервов. Перепишите на меня поместье Крайтов и помогите добиться опекунства над одним мальчиком. Всё остальное можете оставить себе. На разводе я не настаиваю, хотите — оформим всё официально. Не хотите — не оформим.

— Я уже говорил вам! Я устал повторять! — господин Арьере так разгневался, что газету скомкал. — Никогда я не опозорю род таким постыдным действом. И не в ваших силах вынудить меня. Впрочем, украшать мужа рогами тоже не позволю.

— Чьего мужа? — заинтересовалась Тиль. — Впрочем, это не важно. Амос, вы в правду хотите, чтобы я перешла к угрозам и шантажу?

— Что? Снова этот бред? — супруг, отшвырнув от себя газету, аккуратно рванул узел галстука. — Это бред умалишённого, слышите, вы? Никогда Арьере не опорочили бы себя инцестом!

— Кто бы знал, как мне надоело слушать про то, чего никогда бы не сделали Арьере, — пожаловалась Тиль чучелу совы, сидящему на книжном стеллаже. — Дорогой, вот как на духу: мне совершенно всё равно, от кого вы родились. И, признаюсь, только в самом крайнем случае я бы стала ворошить настолько грязное бельё. У меня есть другие аргументы. Что, если дотошно поспрашивать ваших многочисленных любовниц?

— И что? — очень осторожно уточнил супруг.

— Помнится, с первого сообщения о том, что вы ожидаете ребёнка, прижитого на стороне, прошло уже лет восемь-девять. С тех пор о беременностях ваших возлюбленных мне сообщали регулярно. И вы не спешили ничего опровергать. Так?

— Не вижу причин, почему бы мне…

— Подождите возмущаться, — подняла руку Тильда. — Сначала поясните, куда подевались все эти многочисленные малыши?

— Я не понимаю, на что вы намекаете, — пробормотал господин Арьере.

— Вы отлично всё понимаете, — не поверила жестокосердная супруга. — Амос, вы же панически боитесь заводить наследников. И вовсе не моя дурная кровь тому виной, а ваша. Впрочем, мне бы тоже не хотелось рожать безумцев. Ведь сумасшедшие в вашей достойной семье с завидной регулярностью появляются — и это факт. Но ведь надо сохранять лицо, так ведь? Вот вы сами и плодили слухи о любовницах и внебрачных детях, актёрок нанимали? Да полноте, вы вообще способны на что-нибудь, как мужчина?

— Да что вы себе позволяете? — хрипнул муж. Наверное, он хотел это выкрикнуть гневно, а вышло придушенное сипение. Красавец и выглядел так, будто ему горло сжало: покраснел, на лбу пот выступил. — Вы такая же низкая… Такая же подлая… Как ваш спятивший дядя! Опуститься до такого мерзкого шантажа!

— Амос, не переигрывайте, — сухо попросила Тильда. — Клянусь, мне вас жаль. Вы чересчур многим пожертвовали, лишь бы сохранить честное имя семьи. Может быть, расскажи вы мне обо всём ещё десять лет назад, жизнь пошла по-другому? Впрочем, сейчас об этом говорить слишком поздно. Выполните мою просьбу и оставайтесь с вашей честью и безупречностью. Ну и деньгами, конечно.