— Не высохнет…

— До двух часов дня? Смеёшься!

Я не смеялась. Мне становилось грустно. Заранее. Я ненавидела эти "два часа дня", да и все предшествующие им, потому что они были последними. Так же сильно, как раньше желала вернуться в Питер, так сейчас мечтала разбить Кузькин айфон и выключить чертов будильник. В чем дело? В Тихонове, в его постели, в море… Нет, в том, что я не хочу запрыгивать в беличье колесо, из которого меня выдернули. Из которого меня выдернул… Кузьма.

Мы добрались до конкурирующего ресторана — может, не расфуфыренные, но точно малость приодетые для последнего ужина, но, увы и ах…

— У нас нет мест, — улыбнулся официант во все ряды своих акульих зубов.

Почему акульих, да потому что ресторан был рыбным! Хотя, судя по выставленному на улице меню, подавали там не только рыбу.

— Надо утром звонить и бронировать на вечер. Вас записать на завтра?

— Завтра нас здесь не будет, — ответил Кузьма равнодушно, а у меня защемило сердце.

— Очень жаль, — ответствовал официант.

Знал бы он, как мне жаль…

— Ничего, традиций, как говорится, нарушать нельзя! — улыбнулся Кузьма, когда мы подошли к увитой цветами арке нашего единственного ресторана.

Мы сели на улице — на то место, где мы еще не сидели. Прикипать к месту нельзя — как и к человеку. Да что в нем такого?! И в ресторане и в том, с кем я сюда прихожу уже который день?! На лице Кузьмы ни налета грусти. А чего ему переживать-то? Он предложил на время разделить с ним трапезу и постель. Я согласилась. Так чего мне сейчас надо?

Надо выбрать, что я хочу съесть на ужин… А я ничего не хочу. У меня сейчас все встанет поперек горла.

— Осьминога?

— Чтобы меня стошнило, да? — шепотом, но грозно отбила я дикий выпад Кузьмы, и даже почувствовала, как заныл мой испуганный живот. — Я сейчас вообще возьму хлеба и воды. Из-под крана.

— Дома и то, и другое вкуснее. А тут бери мидий! Ну?

— Гамбургер. Я хочу гамбургер! — выдала я, хотя по-прежнему не хотела ничего, кроме одного: чтобы завтра никогда не наступало.

— Ты меня не перестаешь удивлять, Дашуль! — покачал головой Кузьма. — Приехать в Хорватию и взять гамбургер с картофелем фри… Это просто фи…

— А я хочу! — я бы даже топнула ногой, но сейчас я держала ее на весу на перекладине стула, и она у меня застряла.

— Желание дамы закон для кавалера! — изрек Кузьма.

Ах, если бы… А что если я попрошу продлить отпуск, ты согласишься? И я почти задала ужасный вопрос… Или я оправдывала свою нерешительность расторопностью официанта, который подлетел к Кузьме за заказом в долю секунды после того, как тот захлопнул меню. Кузьма попросил гамбургер для меня и для себя — пиццу. Солидарен, блин! Согласился бы ты со мной в другом… Нет, мне это не нужно. Мы не подходим друг другу, мы разные… И я ему не нужна. Ему не нужны отношения, а для безответственного секса у него имеются более искушенные в этом деле подружки, которые точно не попросят на ужин гамбургер.

— Что это? — ответ на этот вопрос интересовал нас обоих.

На тарелке, присыпанной мелко накрошенным зеленым луком и веточками петрушки лежала обычная жареная картошка с горкой нашинкованного репчатого лука и отдельно — томатного соуса, а половину тарелки занимала плоская лепешка — обыкновенная котлета, на которую наступил слон.

— Ты сама от итальянской кухни отказалась! — не скрывал улыбку Кузьма, победно глядя на свою толстенькую пиццу с ветчиной, колбасой, оливками и острым перцем. — Могу поделиться.

И протянул мне стручок острого перца. Я взяла и под его испытующим взглядом поднесла ко рту. Ничего, у меня отпуск с перчинкой. Я его еще щедро запью в Питере соленой водой ночью в подушку.

— Даш, не надо…

Он говорил о перце, который был уже у меня между зубами. А я мечтала, чтобы он сказал о другом: не плачь! Нет, он даже на секунду не думает, что я буду плакать. И я не должна плакать. Разве можно рыдать над подарком, который сама же и выклянчила? Можно, если ты полная дура… Только полные дуры жрут перец целиком.

— Даш, запей!

Кузьма протянул мне даже не стакан, а половину бутылки воды. Видимо, на лице у меня в тот момент отразился весь спектр моих чувств к нему. Но этот пожар залить простой водой не получится…

— Давай пива!

Он действительно рванул в бар, не подзывая официанта, а я кусала губы, наивно полагая, что так огонь не вырвется наружу, но он видимо пошел у меня ушами. Они уж очень горели, я это прямо-таки чувствовала.

— Пей!

И я отхлебнула, снова из горла. Только потом отдала бутылку официанту, и он, бедный, наполнит бокал, с которым бежал за Кузьмой. Ничего-ничего, знай наших! Вернее, не забывай… Он забудет… Нас таких тут достаточно… И Кузьма забудет… У него таких, как я…

— Даш, тебе легче?

Я кивнула. Во рту — да, легче. На сердце совсем тяжело.

— Тогда ешь свой гамбургер… Хотя вот, — и он протянул мне отломанный кусок пиццы, с которого снял все острое.

Я взяла, съела и не разревелась. Вернее, глаза блестели, но Кузьма прекрасно списал все на дурацкий перец. Но все же именно он мне его предложил. Предложил-то он, а взяла-то я сама… Сама виновата, самой и расхлебывать…

— Дашка, что было самое лучшее в отпуске?

Мы поднимались в горку. Он держал меня за руку и тащил вверх, точно буксир баржу. В этом движении не было никакого интима, как и в вопросе. Мне хотелось в это верить. Не хочет же он действительно услышать от меня в ответ — секс. Он же понимает, что это было не самое лучшее — во всяком случае в начале. Но прелюдия может испортить все послевкусие. И в Питере я буду думать про наш первый раз, вспоминая Кузьму Тихонова, а не про последний, к которому мы шли — тяжело, в горку, а потом бегом через дорогу, пока фары от бешено несущихся по серпантину машин освещают еще темные горы за поворотом.

Нет, мы еще не подошли к дороге. Еще есть время для ответа. Но есть ли оно для размышления? Нет, надо выдавать первое, что приходит в голову. Оно всегда самое верное…

— Стены Стона.

— Смеешься?

Он смеялся, а я говорила серьезно.

— Да, ты заставил меня сделать то, чего я не хотела. И то, от чего я действительно получила кайф…

— Поедешь со мной в сентябре?

Я замерла. Наверное, кончился подъем и буксир сдал назад. Самую малость, но ее хватило, чтобы упереться мне в живот и схватить за талию, чтобы удержать… Нет, нет, не меня… А себя, от падения кубарем вниз. А он явно слетел, с катушек…

— Издеваешься?

Да, тем что сейчас так близко, а завтра будешь ужасно далеко… А в мыслях мы уже давно врозь. Послезавтра начинается привычная жизнь, которая была у меня до тебя, а у тебя до… Нет, просто была, есть и будет… Без меня!