Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь пахнет именно так, как я ожидала бы от девяностолетней хижины в горах – затхлым деревом и сырой копотью.
– Они еще не добрались сюда, – заявляет Джона, после чего следует резкое: – Черт.
Нет никаких доказательств того, что они остановились здесь. Три крошечных окна заколочены снаружи фанерными досками. На двухъярусных кроватях в дальних углах – простых деревянных рамах, сколоченных вместе и скрепленных болтами – нет спальных мешков.
На деревянном столе для пикника рядом с дровяной печью нет никаких припасов. Здесь только принадлежности – фонари, висящие на крючках, рулоны туалетной бумаги и упаковки детских салфеток, сложенные на полках, кувшин с маслом «Криско», стоящий на длинном импровизированном стеллаже рядом со множеством кастрюль и сковородок – но я подозреваю, что все это было оставлено предыдущими обитателями или смотрителями.
– Может быть, они ушли, потому что мы опоздали?
Джона приседает, чтобы открыть дровяную печь и заглянуть внутрь.
– Нет… со всеми этими дождями им нужен огонь, а этой печью давно не пользовались. Кроме того, они знали, что дата отправления будет зависеть от погоды.
– Так где же они?
Джона встает и проводит рукой по мокрым волосам, зачесывая их назад.
– Хороший, твою мать, вопрос. – Его челюсть сжимается.
– Думаешь, они заблудились?
– Они будут не первыми. – Он задумчиво барабанит кончиками пальцев по столу. – У них был спутниковый телефон, но они им не пользовались.
После нашего предыдущего разговора меня посещает темная, более зловещая мысль.
– А что, если их схватило что-то? Ну знаешь, например, медведь?
– Такое случается не слишком часто, – бормочет Джона, но при этом озабоченно хмурится. – Ты ведь не заметила никаких палаток, дождевиков или прочего, когда мы прилетели?
– Нет. Ничего.
Последним признаком присутствия других людей – не считая парня в самолете – была рыбацкая лодка, стоявшая на якоре на реке, за добрых десять минут до того, как мы достигли горного хребта.
Джона внимательно изучает пыльные, потрепанные деревянные доски пола.
– Они должны были прибыть в четверг вечером, чтобы их забрали в пятницу. Это значит, что они отстают почти на два дня.
– Они сказали, куда направлялись?
– Через Дождливый Перевал. Они дали мне карту. Они могли застрять там из-за сильного дождя или поскользнуться на грязевой местности. Река могла разлиться за ними… Кто его, черт возьми, знает.
Джона выходит за дверь и останавливается под навесом, его взгляд задумчиво устремляется на горный хребет.
– Ты же не думаешь вернуться наверх, чтобы поискать их? – Когда он не отвечает, я понимаю, что именно об этом он и думает. – Ты не станешь подниматься туда в этом самолете, чтобы их искать.
Он выругивается, приглаживая руками бороду.
– Нет, не стану. – Меня охватывает облегчение. Джона достает из кармана спутниковый телефон. – Я собираюсь позвонить.
Я прижимаюсь к дверной раме, слушая, как дождь барабанит по крыше, а Джона объясняет кому-то – полагаю, моему отцу – ситуацию. Должно быть, связь плохая, потому что Джона говорит громко и повторяет слова несколько раз, акцентируя внимание на «нет туристов», «сильный дождь» и «остаемся здесь».
– Что сказал мой отец? – спрашиваю я, когда Джона заканчивает разговор и кладет телефон обратно в карман.
– Он собирается уведомить полицейских штата. Им придется начать поиски, как только погода наладится. Больше я сейчас ничего не могу сделать.
– Хорошо. И что теперь?
Я дрожу от промозглой сырости. Я все еще не отогрелась после утреннего сбора ягод.
– Теперь… мы с тобой застряли здесь, пока не сможем улететь.
Что-то в том, как он произносит «мы с тобой», вызывает у меня еще одну волну дрожи, но уже не от холода.
– Надолго?
Его грудь поднимается от глубокого вдоха.
– Может быть, на ночь.
– На ночь?
Мой взгляд блуждает по холодной, затхлой хижине, задерживаясь на деревянной поверхности двухъярусных кроватей. Нет ни матраса, ни одеял, ни подушек – не то чтобы я стала пользоваться чем-то, что могло здесь остаться.
Ни электричества, ни водопровода.
– Как думаешь, Барби, справишься? – Обернувшись, я обнаруживаю, что пронзительный взгляд Джоны устремлен на меня.
Что-то подсказывает мне, что он говорит не только о суровых условиях.
Мой желудок делает сальто.
– Не называй меня так.
– Тогда докажи, что я не прав, – бросает он вызов, делая шаг вперед и глубоко проникая в мое личное пространство. Я остаюсь на месте, мое сердце начинает колотиться. Мысли о пропавших туристах, медведях, пристройках и плохих идеях исчезают, заменяясь одной простой – я отчаянно хочу, чтобы он снова меня поцеловал.
Я откидываю голову назад и смотрю в напряженные голубые глаза.
– Ты дочь Рена.
Я хмурюсь.
– Ага…
К чему он клонит?
– О том, что ты сказала в самолете. Я знаю, что ты хотела сказать. – Джона слегка хмурит брови. – Ты дочь Рена. Я бы не стал пользоваться тобой таким образом.
– Я не улавливаю.
Но мой желудок сжимается от тревоги, что следующими словами из его уст будет что-то вроде: «Ты права, это была ошибка, и мы должны остыть».
Потому что, несмотря на то, что я уже вижу завершение поездки в будущем, я готова запрыгнуть в эту машину и испытать острые ощущения.
– Я пытаюсь сказать, что могу пойти на риск, но он всегда того стоит. Понятно?
– Кажется, да.
На самом деле нет.
Мой взгляд скользит к его губам. «Спроси меня, хочу ли я, чтобы ты поцеловал меня снова. Пожалуйста».
Внезапно Джона отступает назад.
– Мы должны разбить лагерь. Я разведу огонь, когда вернусь.
– Вернешься откуда?
– От самолета. Нам нужно мое снаряжение! – кричит он в дикую природу.
Я смотрю на его удаляющуюся спину, на его ссутулившиеся от дождя плечи, пока он идет по тропе к самолету.
Оставив меня здесь, в лесу, совсем одну.
– Подожди! – Я бегу догонять его.
* * *
– Тебе следовало остаться на месте, – бормочет Джона, приседая перед дровяной печью и засовывая в ее пасть тонкие щепки, пол вокруг него мокрый от дождя, стекающего с его тела.
«Наверное, следовало бы», – признаю я, вытирая волосы от влаги, пока прислоняюсь к открытой двери, рассматривая высокие сорняки и дикие цветы, которые склоняются под ударами дождя.
Джона как раз вытащил из багажника нейлоновый мешок, когда небо, казалось, разверзлось от ливня. Всю обратную дорогу мы бежали трусцой, но это было без толку. Мои
