– Ты всегда летаешь со всеми этими штуками? – Я смотрю на снаряжение, которое Джона вывалил на пол, стараясь не обращать внимания на бежевый футляр, в котором лежит пистолет.

– Приходится. Многое из этого – закон. Кроме того, если ты застрянешь здесь один раз, то научишься лучше готовиться к следующему разу. Нам еще повезло. Мы могли бы застрять в холодном самолете на всю ночь. Вместо этого у нас есть этот уютный маленький рай.

Наши представления о «рае» очень разные.

Я крепко обхватываю себя руками, пока Джона чиркает спичкой. Через несколько мгновений в мои ноздри врывается приятный аромат горящего дерева. Пламя начинает потрескивать.

– Понадобится некоторое время, чтобы согреться здесь.

Джона проходит мимо меня, выходит за дверь и скрывается за углом. И я задерживаю дыхание в надежде, что он остановится там, посмотрит на меня, улыбнется и прикоснется к моей руке.

Но ничего не происходит.

Раздается странный звук.

– Джона? Что ты там делаешь? – зову я, нахмурившись. Я решила, что он собирается облегчиться, что придется сделать и мне, когда я больше не смогу обходить стороной эту бревенчатую пристройку.

Внезапно через крошечное окно слева в хижину врывается дневной свет. Через несколько минут Джона распахивает и два других окошка.

Он снова появляется в поле зрения, его волосы прилипли ко лбу, с бороды падают капли дождя.

– Нам нужно закрыться, если хотим высохнуть. – Он захлопывает за собой дверь, загоняя меня внутрь.

Несмотря на небольшие отверстия в стенах, здесь по-прежнему темно, и моим глазам требуется несколько минут, чтобы привыкнуть к тяжелым теням.

Джона проверяет огонь, что-то решает, а затем подбрасывает в него полено. Огонь разрастается.

– Ты бывалый бойскаут, да?

– Я знаю, как выживать, если ты об этом.

И слава богу за это. Я представляю, как мы застряли бы здесь с Кори. Прошлой осенью этот идиот швырнул в костер мокрые поленья, а затем чуть не поджег себя, поливая их – и пламя – бензином в попытке заставить их гореть. Даже я, городская девушка, понимала, что он напрашивается на неприятности, когда он доставал канистру с бензином.

Я сомневаюсь, что у кого-то из моих бывших парней были развиты инстинкты выживания. Я могу гарантировать, что никто из них никогда не стрелял из пистолета.

Но вот передо мной суровый пилот с Аляски, его красивое лицо каменеет от сосредоточенности, он полностью контролирует ситуацию, подготавливая лагерь к ночлегу, вероятно, мысленно перебирая контрольный список.

А я просто стою здесь.

– Что я могу сделать, чтобы помочь?

– Там есть спальный мешок и свернутый в рулон матрас. Положи их на пол вот здесь.

– На пол? – Я морщусь, глядя на потертые доски.

– Поверь мне, он удобнее, чем эти койки. К тому же здесь, у огня, будет теплее.

Я следую инструкциям, тихо размышляя, готовлю ли я эту кровать для Джоны или для себя.

Или для нас.

При этой мысли у меня в животе трепещут все жилы.

Джона начинает снимать с себя верхние слои одежды и вешать их на одну из нескольких проволочных вешалок над дровяной печью, пока не остается в одной лишь облегающей кремового цвета кофте, которая напоминает мне термобелье своим стеганым материалом. Три пуговицы на воротнике расстегнуты, обнажая твердый гребень ключицы и верхнюю часть мускулатуры, простирающейся вниз по груди.

– Дай мне свои мокрые вещи.

– Все мои вещи мокрые, – бормочу я, стряхивая с плеч дождевик и фланелевую куртку. Даже подол туники промок.

Взгляд Джоны на мгновение задерживается на моей груди – учитывая, что я вижу его соски, выпирающие из-под рубашки, я могу только представить, как выглядят мои, – прежде чем он протягивает руку.

Я хмуро смотрю на его запястье.

– У тебя кровь.

Он поворачивает руку, чтобы осмотреть рану.

– Ах, черт. Да, я поцарапался об одну из досок на окнах. Это ерунда.

– Но она кровоточит. У тебя, наверное, где-то здесь есть аптечка? – Я ныряю вниз и начинаю рыться в сумке с базовыми средствами выживания – веревкой, охотничьим ножом, фонариком, таблетками йода для питьевой воды, патронами – пока не нахожу маленький белый сверток.

– Я не пользуюсь пластырями, – усмехается Джона, перекидывая мой плащ через веревку рядом со своими вещами.

– Иди сюда, – мягко командую я, отрывая пластиковую обертку от бежевой повязки, направляясь к нему.

После секундной паузы он протягивает свою большую, грубую руку. Я осторожно и бережно обхватываю пострадавшую ладонь, чувствуя при этом пристальный взгляд Джоны, впившийся в мое лицо.

– Вот, – произношу я, проводя пальцами по наклеенному пластырю, тихо восхищаясь напряженными мышцами и мягким щекочущим ощущением пепельнорусых волос под кончиками пальцев. – Ты испортил уже достаточно моей одежды своей кровью.

Слова, которые я никогда не представляла, что скажу парню.

– Ты спрашивала, почему я тебя поцеловал.

Я поднимаю взгляд и вижу, что пронзительные голубые глаза Джоны пылают жаром.

– И ты сказал, что это потому, что ты этого хотел.

– Это был неправильный ответ. – Он тянется ко мне, чтобы убрать с моего лба мокрые пряди слипшихся волос, его взгляд бешено мечется по моему лицу. – Ты сводишь меня с ума уже несколько дней, и я не мог сдерживать себя больше ни секунды.

– Правда? – слабо говорю я, даже когда крошечные волоски на моем затылке встают дыбом.

Этот пугающий, острый на язык, но мягкосердечный красавец говорит мне, что хочет меня. Плохо.

Именно такова суть Джоны – он мужчина. Все остальные парни, с которыми я когда-либо встречалась, были просто мальчиками.

По моему телу проносится вихрь нервной энергии, а следом за ним – разливающееся тепло.

Это происходит так быстро.

В один момент я просто касаюсь руки Джоны, а он касается моей щеки. В следующий момент его рука обвивается вокруг моей шеи, и он притягивает мой рот к своему. В этом поцелуе нет ничего мягкого или неуверенного. Как будто он отсчитывал минуты и часы с самого утра, ожидая этого момента, и теперь, когда он наконец настал, Джона не собирается терять ни секунды.

Я застряла посреди гор Аляски, целуясь с Джоной.

Мне не верится, что это происходит, но в чем бы я ни убеждала себя раньше, – это плохая идея, которой я полностью посвящаю себя на сегодняшний вечер.

Его губы приоткрывают мои, и я чувствую вкус его рта второй раз за сегодня, когда его язык проникает внутрь. Мятная жвачка и следы крем-соды, которую он пил в самолете. Я не люблю крем-соду, но с Джоны я могла бы выпить целый ящик.

Мои пальцы