вышла неудачной, несмотря на то, что для изготовления наконечника к ней Шара изуродовала собственный гребешок, когда-то подаренный младшим братишкой Раглуком. Поминая поганую силу, она взялась переделывать, и с непривычки провозилась особенно долго, за коим занятием и была обнаружена вождем. Высунув от усердия кончик языка, Шара подгоняла наконечник ко второй стреле и так увлеклась, что не расслышала шагов.

— Кхм… не помешал? — вежливо окликнул знакомый голос, и в поле зрения оказались кожаные с ремешками и меховой оторочкой сапоги невероятного размера, а выше — и сам их обладатель. Рагхулун… красиво имя звучит: «волчья песнь»… При взгляде снизу он казался еще шире в плечах, этакий поставленный на вершину треугольник. Сильные руки его под зеленоватой кожей оплетала ясно очерченная сетка жил, спускаясь вниз, она захватывала мощные кисти с удивительно длинными пальцами. Хм… девушка поймала себя на мысли, что не отказалась бы взглянуть на него без рубашки и поближе.

Меж тем Рагхулун окинул взором устилавшие пол заготовки будущих стрел вперемешку со стружками. Он присел рядом, взял уже готовую стрелу из кирит-унгольского запаса, покрутил в пальцах, прикинул на вес и задумался. Шара отложила в сторону свою работу и принялась терпеливо ждать — ну, не просто же так пришел! И оказалась права:

— Хм… — молодой воин промерял длину стрелы в пядях. — Полтора локтя с ладонью! И тяжелая… А?

Шара пожала плечами:

— Ну, так и не для охоты… — девушка кивнула на прислоненный к стене анхур. — По нему в самый раз!

— А далеко бьет? — живо поинтересовался Рагхулун, постучав когтем по мореному дереву лука.

— В моих руках где-то шагов на полторы сотни по прямой… — прикинула вслух Шара. — А если стрелок поздоровее, допустим, вроде тебя, то… ну, думаю, сотни на две, а то и поболее. Командир стрелков наших, Лугдуш, как-то раз за трубочкой хвастал, будто в молодости из такого стрелу на триста тридцать локтей выпускал, и я ему верю.

— Ого! — совсем как мальчишка присвистнул вождь, с уважением разглядывая чужеземное оружие. — Скажи, Шара-сама…

От такого обращения лучница воздухом поперхнулась. Ни с того, ни с сего — не хило, а?

— А «сама» у нас один, в Луугбурзе сидит! — отшутилась она. — Шара. Просто Шара, ладно? Так привычней, знаешь…

— Я вижу, что стрелы делать ты умеешь, — ничуть не смутившись отповедью, продолжил свою мысль Рагхулун. — А смогла бы ты сделать еще один такой губур, как этот? Урук-тха’ай очень опасны в ближнем бою: они сильны и неутомимы. У нас есть хорошие мергены, но стрелы их слишком легки — им не пробить кольчужных рубах врага. Если дать им что-то вроде этого, — он похлопал по рогу анхура, — думаю, мы бы раз и навсегда отучили этих выродков соваться в наши пещеры!

Чувствуя, как зорко он следит за выражением ее лица, Шара вздохнула и покачала головой. Как бы потактичнее ему объяснить… ладно, попробуем:

— Уметь хорошо стрелять и уметь делать хорошие луки — разные вещи, Рагхулун… — она потерла виски, подбирая слова. — Все, чем могу помочь я, так это рассказать, из каких материалов и деталей состоит анхур, и как все это, по моему разумению, соединяется меж собой. Но даже владей я секретом, вряд ли у нас вышло бы что-то стоящее; у нас в Унсухуштане изготовлением анхуров занимаются сотни мастеров-оружейников и их подмастерьев: с вечера до утра трудятся они в огромных государевых мастерских, где есть все необходимое, причем каждый делает лишь свою, отдельную часть работы. Много ночей, много лун… понимаешь?

— Понимаю… — зло встряхнув головой, огрызнулся вождь. — Что проку в затее нет, это я понимаю. Э-эх!

И он в мрачной досаде сплюнул под ноги.

Шара не обиделась. Скорее уж напротив: она прекрасно поняла, что молодой воин злится вовсе не на нее, и огорчилась из-за невозможности помочь. Урук-тха’ай лучница представляла себе только по рассказам Рраугнур-иргита, да многое ли видел вещий слепой старец? Какого они роста, насколько сильны? Что за доспех носят, каким оружием рубятся… об этом может знать только тот, кому доводилось переведаться с ними в бою. Хотя… у страха тоже глаза велики… кожа как у змеи, видите ли! Солнечного света не боятся! Щас! Пхут-тха, а если серьезно… должен же быть какой-то выход. Хм… при наличии хороших мергенов…

— Рагхулун, — девушка посмотрела в глаза вождя снизу вверх. — Понимаю, что при том образе жизни, какой вы для себя избрали, вопрос глупый, но… У вас есть мастера, кто делает оружие?

К ее несказанному удивлению, вождь кивнул.

— Есть-то они есть… Верней, он у нас всего один, куда их больше: некто Харуф Ташкулуд[70], но…

Шара хихикнула над прозвищем, собрала с пола разбросанные стрелы и, забросив за плечо анхур, сверкнула клыками в улыбке:

— Пойдем! — весело сказала она.

Мордорскую гостью ожидало жестокое разочарование. Она готова была увидеть настоящую оружейную мастерскую, где вдоль стен расставлены заготовки будущих щитов, возле наковальни лежат клинки, а в углу в чане мокнут кожи для обтяжки ножен. Но вместо этого взору ее представилась самая обычная пещера, может, чуть более захламленная нежели другие. От хозяина ей стало известно, что, собственно, клинков в Туманных горах не делают очень давно, с тех самых пор, как во время обвала погиб предыдущий оружейник. Все, чем вооружены сейчас воины Нового фронта — преимущественно трофеи, то же касается и кольчужных рубах. С луками дело обстоит и того проще — какой смысл сажать за их изготовление кого-то одного, если любой охотник в состоянии за полночи смастерить губур? А те, кто не в состоянии — продолжает преспокойно охотиться с копьями. Он, мастер Харуф, в последнее время занимается только починкой: перековывает старые клинки на копейные жала, делает наконечники для стрел — железа мало, и в дело идет любой обломок. Сами же копья…

Ни на что особо не надеясь, Шара решила все же пройти до конца. Сняв с плеча анхур, девушка молча протянула его старому ворчуну. К ее удивлению, он не только взял иноземное оружие в руки, но и принялся его рассматривать. Да и не он один: из-за сталагмитовой колонны в дальнем углу, отделявшей мастерскую от жилых покоев, высунулась любопытная физиономия. Мальчишка лет сорока, очевидно, подмастерье — в разговор старших благоразумно не вмешивался, зато уж глядел за двоих. Харуф молча выслушал соображения и комментарии мордорской гостьи, покрутил анхур так и эдак, после чего вынес свой приговор — слишком сложно. Вождь и лучница вопросительно переглянулись, они ожидали такого ответа, но повернуться и уйти не позволяла гордость. И начались переговоры по уламыванию