Наклоняюсь, губами поочередно ласкаю сначала одну грудь, потом вторую, спускаюсь ниже, целую впалый животик своей девочки.

Хочу ее, прямо сейчас хочу.

— Егор, да, черт, нам разговаривать надо, хотя бы изредка.

Она ножки свои стройные свести пытается, будто от нее еще что-то зависит, словно я собирался ей позволить.

Ладонями сжимаю ее бедра, раздвигаю их в стороны, ибо нехер.

— Поговорим, малышка, обязательно поговорим.

Шепчу, а сам дурею, от запаха ее, от того, какая она красивая, везде красивая, совершенная просто. И у меня реально рот слюной наполняется от предвкушения.

— Прям щас поговорим, уговаривать буду.

— Оххх…

Да, ее стоны мне определенно нравятся больше, чем возмущения. Какие, нахер, разговоры? С ней только так: любить и перед фактом ставить.

Языком провожу по влажной, чуть припухшей плоти, раскрываю розовенькие губки и кайфую от вкуса своей малышки. От запаха ее мне крушу просто рвет. Это вообще нормально, так хотеть женщину? Наслаждаться ее стонами, терять рассудок от ее близости? Я не знаю. Но мне нравится, охренеть, как сильно нравится.

— Егор… боже, боже, боже…

Она начинает дрожать, машинально сводит ножки, выгибается в спине. Красиво так, эстетично. Я избавляюсь от одежды за считанные секунды, из ящика прикроватной тумбы достаю презерватив, хотя, возможно, уже поздно, и прежде, чем Ксюша успевает прийти в себя, вхожу резко, на всю длину.

Да, блядь. Как же я скучал.

— Ты невыносим, ахх…

— Согласен, — киваю, толкаюсь в горячую влажность. Я точно сдохну в ней. — Выходи за меня.

— Егор, — шепчет, губки кусает, а сама бедрами подмахивает на встречу моим движениями.

— Выходи, малыш, я официально все хочу.

Я, блин, реально хочу. Не успокоюсь же теперь.

— Егор, ну какое замуж…

— Самое настоящее, соглашайся, Ксюш, я же все равно по-своему сделаю, женюсь без согласия, отец поможет, и вообще у меня крестный — мэр города.

Вообще я понимаю, конечно, во время секса такие вещи не обсуждаются, но меня просто на части рвет, я хочу, чтобы она мне согласие свое дала, еще раз. И себя я знаю, я же не шучу нихрена, просто возьму и сделаю.

— Ты на меня давишь, — и вроде бурчит, а сама улыбается.

— Я люблю тебя, Ксюш, просто люблю, — я останавливаюсь, замираю в ней, — скажи мне «да», я клянусь, Александровна, ты никогда не пожалеешь.

Она молчит некоторое время, не двигается, на меня смотрит пристально, а потом обнимает меня, к себе притягивает, целует.

— Я так понимаю, это «да»?

— А разве ты мне оставил выбор?

— Нет, конечно.

— Тогда может продолжишь, или мы тут до старости лежать будем?

— Щас, продолжу, так продолжу, — выхожу из нее и резко обратно, чтобы знала, кто тут главный. — Ща полетаем, малыш.

Пять лет спустя

— Ксюш, присядь, чего ты крутишься, как юла, — Евгений Николаевич появляется на пороге кухни так внезапно, что я от неожиданности подскакиваю и роняю нож. Тот со звоном летит на пол, приземляясь в паре сантиметров от моей ноги.

Да что ж сегодня такое!

— Господи, Ксения! Да сядь ты уже на стул, — на этот раз Евгений Николаевич повышает голос, сам же подходит ближе, поднимает с пола многострадальный нож.

— Что ж вы так пугаете.

— Да я тебя еще с коридора зову, ты же не слышишь.

И, правда, должно быть не слышала.

У меня вообще сейчас внимание максимально рассеяно, а все почему? Потому что, блин, хватило ума сделать тест именно сегодня. А там…

Вздыхаю, сажусь на стул. Евгений Николаевич тем временем направляется к мойке, споласкивает нож и возвращается к столу. Молча тянет на себя разделочную доску, и принимается резать мясо.

— Егор не знает еще?

Я на какой-то миг впадаю в ступор.

— Вы… вы о чем?

— Как о чем? О беременности твоей, конечно.

Кажется, я слышу звон собственной челюсти, ударившейся о пол. Как он вообще узнал, если я тест только с утра сделала и никому еще о своем положении не сообщала?

— Как вы… я же только сегодня.

— Да брось, Ксюша, я что не знаю, как беременность выглядит, тебя ж от каждого постороннего запаха мутит, — он улыбается, смотрит на меня с хитринкой во взгляде.

А я только и могу, что молча выдохнуть.

В прошлый раз беременности не случилось. Через пару дней после сделанного Егором предложения, у меня пришли месячные. С тех пор сексом мы занимались ответственнее.

Сказать, что предложение Волкова меня обескуражило — ничего не сказать. И главное, как подловил красиво. Я ему в нормальном-то состоянии отказать не могу, а тогда и вовсе. Оригинально вышло, ничего не скажешь, романтик.

Вспоминаю тот день и невольно начинаю улыбаться, а потом резко себя одергиваю, вспомнив, что не одна.

Евгений Николаевич старательно делает вид, что занят мясом, но я-то понимаю, что мою дебильно-счастливую улыбку он не заметить не мог.

С отцом Егора общий язык мы нашли быстро. Он сам пришел, когда Егора дома не было, я разревелась в тот день, как дура, а он обнимал меня, гладил по голове и прощения просил. В глубине души я надеялась, что человек он неплохой, взрывной просто, порывистый, и сын в него пошел. Я никогда не хотела становиться причиной раздора между Егором и его родителями. И слава Богу, что не пришлось. Егор, как бы там ни было, очень привязан к семье.

С мамой Егора мы познакомились чуть позже, но еще до их с мужем поездки в Таиланд, из которой, надо сказать, Евгений Николаевич приехал бледный, как смерть, уж не знаю, что с ним там произошло, но выглядел он не очень. Правда, не жаловался, это я из слов Егора знаю, он посмеивался в шутку, мол, ничего, отец грехи замаливает.

Ангелина Аркадьевна, к слову, познакомиться поближе, решила также в отсутствие сына. Просто пришла к нам с бутылкой красного, которая плавно переросла в еще одну, а потом еще… в общем к возвращению Егора с Катей мы с Ангелиной находились в весьма интересной кондиции. Я, честно говоря, плохо помню тот вечер, помню только, что Егор, ворча, вызванивал отца, чтобы забрал свою пьнчужку жену, а после укладывал меня спать. На утро мне было очень плохо, но как-то совсем не стыдно, а Егор еще долго припоминал нам тот вечер.

С тех пор прошло пять лет, самых счастливых пять лет в моей жизни.

— Ксюш, ты где витаешь?

— Ой, простите, задумалась.

— Ты на вопрос-то так и не ответила, Егор не знает?