Братья, доселе отвлекавшие стражей, поспешили на помощь и закружили над костром. Воздух рассекли стрелы и попали по крыльям. Вниз посыпались перья, но братья не сдавались и спикировали, чтобы вытащить меня из пламени. Андахай с Бэнкаем взяли сеть, а Хасё замахал крыльями, чтобы потушить мой халат.

Как вдруг из костра поднялись дымные когти и сжались вокруг шей Андахая с Бэнкаем. Испуганно заклекотав, братья уронили меня, и я ударилась об столб. Опомнившись, они снова бросились за мной, в то время как остальные кидали снег в огонь в попытке потушить его. Но тот, наоборот, взмыл еще выше.

«Передай им, чтобы уходили! – крикнула я Кики. – Это демонический огонь, мне уже ничем не помочь!»

Тем временем стражи вновь перешли в наступление и замахнулись мечами на журавлей. Бэнкай с Андахаем сдались, их оглушительные крики преисполнились боли. Но Хасё остался, несмотря на сломанные перья и поцарапанные крылья. Он находился так близко, что я видела слезы в его глазах.

«Уходи», – взмолилась я, отворачиваясь, чтобы скрыть собственные рыдания.

У моих ног тлели бумажные птички, корзинка уже обратилась пеплом. Амулет, который привязала Мэгари, тоже почти сгорел, наряду со словами, что придавали сил и защищали от бед. Но только я протянула к нему руку, как последние птички исчезли в ярко-алом пламени, а с ними – и моя надежда.

«Тебе тоже лучше уйти, – обратилась я к Кики. – Пока еще есть такая возможность».

«Я умру вместе с тобой, – ответила птичка. – Если ты не боишься, то и я не боюсь. Я с тобой до самого конца, Сиори».

Я обняла ее и спрятала под горшочек. И зачем мне тысяча птичек, когда у меня есть Кики?

Дерево зашипело, огонь увеличивался в силе и размерах, все чаще сбивая меня с равновесия. Легкие наполнились дымом, от жара пошла кругом голова. Я зажмурилась, пытаясь сохранить спокойствие.

Подумала о том, как тайком воровала сладкую картошку на Летнем фестивале, варила рыбный суп с редисом для Таккана, жарила пирожные с мамой. Может, мы приготовим их на небесах, и я наконец досконально освою рецепт и вновь услышу ее пение.

Кики дернулась.

«Сиори! – выдохнула она. – Смотри. Смотри!»

Я открыла глаза, но дым был слишком густым… за ним промелькнуло что-то синее, блеснула сталь. Но больше я ничего не увидела.

А затем раздался его голос.

– Лина! – крикнул Таккан. В воздухе сверкнул меч, и я рассмотрела сквозь пламя размытое очертание юноши, направлявшегося ко мне. Но в сотне шагов от столба его перехватил Хасэге. Их мечи схлестнулись в смертельной дуэли.

Рядом Пао засыпал костер снегом. Стражи один за другим кинулись ему на помощь, но пламя не ослабевало.

Я подняла голову к небу, чтобы не закашляться от дыма. Демонический огонь хлестал по спине и просачивался в кожу. Гуйя не солгала; больно не было. Кожа даже не обуглилась и не почернела – просто огонь охватывал сразу кровь. Я чувствовала, как воспламенилось мое сердце…

«Каждое лето мы всемером собираем воздушного змея», – мысленно пробормотала я. Вот бы соорудить еще одного – с братьями и с Такканом. И прочитать его письма.

– Лина! – снова крикнул Таккан. Страх за мою жизнь придал ему сил, и он ударил своего двоюродного брата по затылку. Хасэге упал, а Таккан бросился к костру.

«Умри, Сиори, – шипело пламя голосом Гуйи. – Или он тоже погибнет».

Жрица пошла по краю леса, не отрывая взгляда от огня. Зажав в руках лук, она направила стрелу прямо на сердце Таккана.

Повсюду вокруг меня ревело пламя, не давая мыслить ясно.

– Таккан! – закричала я. – Берегись!

Его лицо вытянулось от изумления, и это последнее, что я увидела перед тем, как мой горшочек раскололся. И тогда пламя поглотило меня целиком.

Я очнулась вся в пепле, моя одежда обуглилась и почернела. На коленях сверкала сеть из звездного ожога, подсвечивая клубы дыма. Воздух был невероятно густым, а мир будто окутала тьма. Я даже усомнилась, что по-прежнему нахожусь на земле… пока не разобрала силуэты в дымке. Рядом валялась нить с бумажными птичками, подаренная Мэгари, и остатки амулета. Я перекатилась и невольно закашлялась.

«Слава богам! – с облегчением воскликнула Кики, вылетев из дыма, и приземлилась мне на живот. – Вокруг такая темень! Я испугалась, что мы погибли!»

Я села, дрожа всем телом, и скинула с себя сеть. Сбоку лежали половинки горшочка из орехового дерева. Моя рука инстинктивно поднялась к макушке. Впервые за много месяцев я коснулась густых и жестких волос, вместо горшочка.

Далее мои трясущиеся руки опустились к горлу. Демоны меня побери, я проговорилась! Я вскочила на ноги, грудь сдавило от страха.

«Твои братья живы, – заверила Кики, прочитав мои мысли. – Но они остались журавлями. Похоже, ты разрушила только свою часть проклятия».

Она права. Я подняла кусочки деревянного горшочка. Я так привыкла к его весу на голове, что чувствовала себя чуть ли не невесомой без него.

«Это и не было проклятием, – мысленно прошептала я, и горшочек раскрошился у меня в руках. – А щитом, чтобы скрыть мою магию от мира и… защитить меня».

Кики приземлилась мне на руку.

«Защитить тебя от твоей же магии?»

Я кивнула.

«От моей и чужой. Горшочек раскололся и тем самым спас меня от демонического огня. В противном случае я бы уже превратилась в горстку пепла».

«Значит, все это время ты спокойно могла говорить? Твои братья не погибли бы от этого?»

В этом я не была уверена.

«Она хотела напугать меня, чтобы я не вернулась домой и не рассказывала правду о себе. Райкаме было нужно, чтобы я ненавидела ее, дабы спрятать меня от Волка».

Я с трудом сглотнула и наконец обрела голос.

– Где Таккан?

Стоило задать этот вопрос, как я увидела его на серых горках хвороста. В броне не торчала стрела.

Он невредим.

Я сняла с Таккана латные рукавицы и сжала его холодные ладони в своих, чтобы согреть. Затем смахнула волосы и ласково поцеловала его в лоб.

– Таккан…

Он распахнул глаза, и на его лице отразилось облегчение, вторившее моему собственному. Затем привлек меня к себе и накинул плащ поверх лохмотьев, оставшихся от моего халата. Его сердце бешено колотилось под моим ухом.

– Я думал, что опоздал, – прохрипел Таккан. – Думал, что потерял тебя.

– Могу сказать то же самое.

Говорила я как-то нескладно, с запинками. Голос осип от дыма и нескольких месяцев молчания. В моих мыслях слова звучали намного лучше, чем вслух. Забавно, раньше я была той еще болтушкой, мой язык не поспевал за ходом мысли. А теперь мне приходилось обдумывать каждое слово, и все равно я говорила как болван.