Но сейчас выпуталась из его рук и мягко оттолкнула Таккана. Казалось бы, с голосом врать легче, но я почему-то не могла. По крайней мере, ему.

– Тебе стоит отправиться в Гиндару, – сказала я, не в силах взглянуть ему в глаза. – Мне нужно догнать журавлей. И… Зайрэну.

– Зайрэну?

– Она не та, за кого себя выдает. Она жрица Святых гор, использовавшая магию, чтобы принять обличье дочери леди Тэсувы.

– Значит, она опасна, и я тем более должен поехать с тобой.

– Мне не нужна помощь.

– Я тебя не брошу, – его челюсти решительно сжались. – Уже забыла, что я говорил? Я не оставлю тебя одну.

То же самое он сказал на Зимнем фестивале. «Я не оставлю тебя одну, Лина, ни в горе, ни в радости. Я бы хотел, чтобы твоя нить навечно переплелась с моей».

– А как же война императора? – в горле застрял огромный комок, и я снова набрала воды. – Тебя… тебя призвали сражаться.

– Мой долг перед тобой превыше всего. Так было всегда.

– Долг? Я всего-то наложила кривые швы на твою рану, Таккан. Не нужно вести себя так, будто ты обязан мне по гроб жизни.

– Я не из тех, кто нарушает клятвы.

– Тогда я освобождаю тебя от них.

– Вряд ли это в твоих полномочиях, – уголки губ Таккана приподнялись, и он пристально на меня посмотрел. – Им, как-никак, уже одиннадцать лет.

Его слова прозвучали как гром среди ясного неба.

– Ты… ты знаешь?

– Ну что, готова услышать мою сказку? – лишь малейшая дрожь в голосе выдавала его волнение. – Она о принцессе с шестью братьями, которая никогда не читала письма от обыкновенного, недостойного мальчишки, желавшего просто узнать ее получше.

– О боги… – ошеломленно прошептала я. Горло сдавило от эмоций – яркой смеси восторга и стыда. Мне в одночасье хотелось обнять его и куда-нибудь спрятаться. Но я смогла лишь закрыть лицо ладонями. – Я… я же никогда тебя так не называла, правда?

– О твоем отвращении к Северу всем хорошо известно, Сиори, – добродушно ответил Таккан с многозначительной паузой после моего имени. – Меня не удивило, что оно распространялось и на меня.

Сиори. Мне понравилось слышать свое имя из его уст. Будто каждый слог – это первые ноты любимой песни. Я расплылась в легкой улыбке.

– И давно ты знаешь?

– До сегодня я не был уверен… пока не увидел тебя, – признался Таккан. – Но я много раз думал об этом. Первый – когда встретил тебя в деревне Тяньи. Твои плечи подрагивали за готовкой, ноги отбивали ритм, который слышала только ты. Я видел, как принцесса Сиори делала так же на Летнем фестивале, когда пробовала вкусную еду. Были и другие подсказки – к примеру, ты прятала еду в рукава, и на твоей левой щеке появлялась ямочка, когда ты улыбалась.

Я часто заморгала.

– И ты все это заметил?

– Мог бы и больше, но ты ни разу мне не писала, Сиори, – притворно отчитал он меня. – В противном случае я бы обо всем догадался еще в первый день.

Мои щеки залились краской.

– Я сохранила твои письма, все до единого. Они лежат под горой талисманов, на которых я загадывала желание: не выходить за тебя замуж.

Пусть это и правда, я ужаснулась тому, что позволила себе так разоткровенничаться.

– Если бы ты сказал, что это сказки… я бы сама стремилась с тобой встретиться. Я боялась, что ты окажешься скучным.

Таккан хихикнул.

– Ну, осталось надеяться, что ты не уснешь за их прочтением. В конце концов время сбежать еще есть.

Я не улыбнулась. Только накрыла его ладони своими и наконец-то произнесла слова, которые хотела сказать уже много месяцев:

– Прости, что пропустила нашу церемонию.

– Прости, что злился на тебя. Я пожалел об этом, как только мы с отцом покинули Гиндару, но гордость не позволила мне вернуться. – Таккан переплелся со мной пальцами и ласково сжал мои ладони. – Я не хочу освобождаться от своих клятв, Сиори. Но если этого хочешь ты, я ни за что не стану удерживать тебя против воли. Я пойду с тобой к нашим отцам и попрошу отменить помолвку.

Я верила ему… каждому слову.

– Я рада, что он выбрал тебя. Я бы соврала, если бы сказала, что не испытываю к тебе чувств.

– Но?

– Но мы не можем притворяться, что ничего не произошло. Даже если мы победим Волка, нельзя просто продолжить с того места, на котором мы остановились пять месяцев назад. Я владею магией. Отец не может помиловать меня просто потому, что я его дочь.

– Почему? Возможно, пришло время магии вернуться в Кияту.

– Ты бы так не говорил, если бы знал всю правду, – мой голос наполнился болью. – Моя магия опасна.

– Но ты – нет.

Я убрала руку с его ладони и прижала ее к ближайшему дереву, посеревшему от зимы. Подавив свои опасения, подумала о тепле и весне и прошептала:

– Цвети.

Тонкие ветви засияли серебром и золотом, и на них проклюнулись зеленые, как нефритовые бусины, почки.

Таккан изумленно ахнул.

– Не вижу ничего опасного. Это потрясающе!

– Вовсе нет.

Стоило убрать руку, как ветки снова оголились и посерели. Я стиснула зубы. Как же ему показать?

Я потянулась в сумку за сетью из звездного ожога, но вместо нее нащупала семь бумажных птичек Мэгари.

Затем тихо свистнула.

– Оживите.

В сумке зашуршали бумажные крылья. Птички вылетели наружу и исчезли прежде, чем я успела призвать их обратно.

– Я могу вдыхать в них кусочки своей души, – объяснила я. – Но Кики единственная, кто по-настоящему ожил. Поэтому мачеха и прокляла меня с братьями. Поэтому Волку нужна моя…

– Помедленнее, Сиори, помедленнее. Я не понимаю.

Ну разумеется. Мои эмоции вышли из-под контроля. Я так долго не использовала голос и магию, что их возвращение вскружило мне голову.

Я прерывисто выдохнула. Язык будто налился свинцом, слова давались нелегко:

– Ты же знаешь легенды о демонах, заключенных в Святых горах? Боги заперли их внутри и приковали божественными цепями, чтобы они больше никогда не сеяли хаос в Кияте, – я закусила губу. – Ну, оказывается, моя магия может сломать эти цепи. Поэтому я и нужна Волку. Вероятно, он все подстроил, даже предательство лорда Юдзи. Яд, упоминавшийся в том письме… предназначался мне. Вся боль и невзгоды, через которые пришлось пройти тебе, моему отцу, всем… это все из-за меня.

Таккан не пошевелился. Его выражение лица не изменилось. Лоб не сморщился, губы не изогнулись, взгляд остался твердым. Затем он сказал:

– Последние пять месяцев я считал тебя мертвой. Не проходило и дня, чтобы я не молился за тебя, не ругал себя за то, что покинул Гиндару, даже не увидев твоего лица. Если ты думаешь, что можешь отговорить меня пойти с тобой, то глубоко ошибаешься.