Затем мир затрясся, и слабая дрожь быстро превратилась в скрежещущее, лихорадочное землетрясение. Вода плескалась, бурлила и брызгала на ноги Марии и девочки, чью руку она держала. В полной темноте запрокинутое лицо Сенлина усеяла мелкая цементная крошка.

Он понял, что не готов. Он к этому не готов. Земля ушла из-под ног, и он упал.

Сенлин снова приземлился в собственное тело на полу комнаты. Он лежал на спине. Красная светящаяся фигура грубо его встряхнула, и, похоже, не впервые. Сенлин почувствовал, как во рту скапливается тепло. Он сглотнул и кашлял, пока не начал дышать; ощущение было болезненным, но вслед за ним пришло облегчение.

– Жаль, что мне потребовалось так много времени, чтобы найти тебя. Я не люблю опаздывать. Я посетил Огьера несколько месяцев назад. Наш разговор случился вовремя. Для него все закончилось не лучшим образом. Либо твой соотечественник был смертельно упрямым, либо ему и впрямь не повезло. Я задал ему тот же вопрос, что задаю и тебе в последний раз. Где картина, которую ты украл?

Сенлину стало мучительно жаль художника, но он в равной степени изумился тем, что Огьер предпочел умереть, не выдав картину Комиссару. Все это вдруг показалось таким несоразмерным. И тот факт, что Комиссар продолжал охоту на Сенлина в последующие месяцы, каким-то образом нашел его, а затем натравил своего пса… Все ради картины!

Очевидно, он не сможет убедить убийцу в абсурдности миссии. Если Сенлин хочет выжить, он должен что-то сказать. Затем капитан порта вспомнил ключ, который появился в руке в смертельном видении, и идея, зыбкая и вряд ли исполнимая, пришла ему в голову.

Он хрипло проговорил:

– Она в запертом ящике. Мне нужно взять ключ.

Собравшись с духом, Сенлин склонился над дырой в полу. Когда он потянулся в темноту тайника, на шею опустился каблук, словно большой палец, угрожающий раздавить блоху.

– Если вытащишь что-то, кроме ключа, придушу, – пообещал Красная Рука.

Сенлин колебался. Со лба на лицо стекали тонкие струйки то ли пота, то ли крови. «Ключ тюремщика» лежал под портретом Марии. И не было выбора, кроме как вытащить картину, чтобы добраться до ключа.

– Здесь есть картина, – сказал Сенлин. – Но не та, которую ты ищешь. Ключ под нею.

– Покажи.

Как только появилась картина, светящаяся рука метнулась вниз и выхватила ее. Сенлин не видел, как убийца изучал полотно, но зато увидел результат. Картину швырнули в стену перед ним, и рама с треском сломалась. Сенлин поморщился. Он не знал, поврежден ли холст, но сделать ничего не мог. Он снова сунул руку в пустоту, действуя с намеренной медлительностью.

Давление на шею ослабло, когда он вытащил ключ. Красная Рука убрал каблук. Сенлин встал, и ноги у него тряслись, как ножки хлипкого стула.

– Что открывает этот ключ? – спросил Красная Рука рассеянным, сонным тоном.

Сенлин прочистил больное горло. Пошатнувшись, ответил невыразительно:

– Тебя.

И нажал на маленький спусковой крючок внутри изгиба ключа. Отдача оказалась не громче треска деревянной ложки. Из ствола шириной в горошину вырвалось миниатюрное облачко дыма. Одним словом, результат вышел куда более жалкий, чем хотелось Сенлину.

Красная Рука невозмутимо взглянул на пятно на рубашке. Медленно проступающая кровь была яркой, как гранатовый сок.

– Знаешь, а это забавно, – проговорил палач без тени юмора. – Ты смотришь на меня и видишь человека – на голову ниже, на ладонь шире в плечах, чем ты сам, но тем не менее человека. – Убийца подался вперед и ухватил Сенлина за ночную сорочку обманчиво маленькими руками. Он притянул капитана порта к лицу, безразличному, как фонарь из тыквы. – И ты предполагаешь, что я – как ты, что я разделяю с тобой познание, угрызения совести, кишечных паразитов. Но я совсем на тебя не похож. – Дыхание палача сильно пахло формальдегидом, и с близкого расстояния Сенлин увидел, что у его кожи резиновая текстура, как у заспиртованной лягушки. Сенлина вынудили приподняться на цыпочки, а потом оторвали от пола. – Я загадка во рту Сфинкса. Я работорговец, что поглощает живую цепь. Я сеятель мертвых семян, заполняющий дыры. Кто я?

– Смерть, – ответил Сенлин шепотом.

– Да, – выдохнул Красная Рука.

Взрыв помешал ему сомкнуть пальцы на горле Сенлина. Окно напротив разлетелось на осколки, которые упали наружу, во двор станции. Причиной взрыва стало нечто с противоположной стороны комнаты, и оба как по команде обернулись.

Озаренный светом из коридора, в дверях стоял Адам, подняв второй пистолет. Позади него группа портовых рабочих с грохотом поднималась по ступенькам. Убийца с противоестественной быстротой швырнул Сенлина на дверь, лишив Адама всякой возможности снова выстрелить. Потом Красная Рука выпрыгнул через разбитое окно в сумеречный свет станционного двора и исчез.

Адам поймал Сенлина, и из-за пистолетов в руках получилось, что он неуклюже его обнял. Сенлин, на миг утратив дар речи, указал на уничтоженное окно. Адам не стал ждать дальнейших указаний; он заорал через плечо бегущим грузчикам:

– За ним! Он уходит в порт!

Адам помог Сенлину обрести равновесие и бросился вниз по лестнице, на ходу поднимая тревогу.

Спальня Сенлина выглядела так, словно в ней порезвился бык. Потирая саднящее горло, он кое-как собрал разбросанные мелочи и одежду. Свернув все в узел, засунул в сломанный выдвижной ящик и поплелся к тому, что раньше было картиной в раме. Колени задрожали, когда он присел перед разрисованным холстом, который чудесным образом приземлился лицом вверх на кучу щепок и обрывков коричневого задника. Картина уцелела. Этого простого факта хватило, чтобы очистить разум от ужаса и потрясения. Он тоже уцелел.

Сенлин удивился, ощутив текстуру на оборотной стороне полотна. Она походила на рыбьи чешуйки. Бумага, покрывавшая эту сторону, порвалась. Он перевернул холст и расхохотался.

С задней стороны картины, приклеенная к ней, на него смотрела девочка. Она стояла по щиколотку в воде. Из ее руки свисал бумажный кораблик.

Наружу выпал клочок бумаги. Несколько слов на нем были написаны в спешке, но Сенлин все же узнал почерк. Это была рука Огьера. Записка гласила: «Не дай им ее разыскать. Она не то, чем кажется. Она ключ – ключ к башне, к счастью и смерти. Спрячь картину и береги. Ради нее».