найти способ жить, который наделит меня реалистичным уровнем тревоги, но освободит от уверенности, что однажды я найду уплотнение, которое запрограммировало меня на смерть. Я еще не достигла этого сложного баланса. В хорошие дни я считаю, что у меня так мало шансов заболеть раком груди, что об этом и думать не стоит. В плохие дни я считаю скорую смерть неизбежной.

Женщине, находящейся в группе риска, доступны генетические тесты, статистика, теория вероятностей. В отношении сердечных приступов и некоторых видов рака – ранние анализы. Но статистика и результаты анализов не успокоят женские страхи полностью. Они затронут ее рациональную сторону, которая не всегда предрасположена к оптимизму, но не заглушат панику. Смерть матери от рака груди оставила эмоциональный след в моей душе, и эта часть меня не может поверить, что и меня не ждет та же судьба.

Когда дочь видит, как умирает ее мать, особенно от болезни, она осознает собственную женскую уязвимость. На каком-то уровне понимает, что женский опыт заключается в отсутствии полного контроля над телом. Менструация, беременность и менопауза развиваются в своем темпе, изменить их курс можно только с помощью медицинского вмешательства. Но когда мы видим, как организм матери захватывает болезнь, это лишь подкрепляет один страх и вызывает другой: тело матери отказывает слишком рано, и то же самое произойдет с моим.

Когнитивный прыжок от ужаса из-за смерти матери к боязни собственной смерти – большой, но легковыполнимый. Психофизиологическая связь между дочерьми и матерями зарождается в тот момент, когда врач перерезает пуповину, и два женских тела смотрят друг на друга – разные, но при этом слившиеся воедино. Мать смотрит на тело дочери и видит молодую себя. Дочь смотрит на тело матери и представляет себя в будущем. Связанные между собой дочь и мать являются друг для друга зеркалом, отражая разные версии одного человека.

Элисон Милберн, доктор философии и психолог в Айова-Сити, штат Айова, консультировала многих женщин, когда-то лишившихся матерей. Она обнаружила, что женщины с самым сильным страхом перенять болезнь матерей обычно чрезмерно отождествляли себя с ними в детстве. «Повзрослев, они по-прежнему считают себя очень похожими на матерей, – поясняет Милберн. – Их матери нередко поддерживали такое восприятие. Пока дочери росли, они говорили: “Ты так похожа на меня”, или: “Ты выглядишь точь-в-точь как я”. Либо бурно реагировали на события в жизни дочери, словно это происходило с ними». Когда границы между матерью и дочерью размыты, дочь не может отделить собственный опыт от материнского. Если мать умерла от рака, сердечного приступа или суицида, дочь реагирует на болезнь или трагическое событие так, словно оно угрожает и ей.

Работая в тандеме с врачами из акушерского и гинекологического отделения больницы, доктор Милберн видела этот страх в крайнем проявлении. Она консультировала 25-летнюю студентку, требовавшую удалить матку, потому что ее мать умерла от рака этого органа; руководительницу компании, которая пришла к маммологу, предварительно отметив маркером все уплотнения на груди, которые она ежедневно проверяла в течение нескольких месяцев; несколько 30-летних матерей, которые требовали удалить им грудь для профилактики, так как верили, что это снизит вероятность рака[18]. С помощью техник релаксации и остановки мыслей, лекарственных препаратов и обсуждения факторов риска и историй семьи доктор Милберн пытается разубедить женщин в том, что мать и дочь неизбежно разделят одну судьбу. «Лучший способ выйти из сложной ситуации, связанной со здоровьем матери, – ослабить психологическую связь с ней», – утверждает она.

Это непростая задача, особенно если дочь унаследовала внешность или фигуру матери. Поскольку она может легко представить, как ее тело охватит та же болезнь, чувствует более крепкую связь с опытом матери, когда та заболевает. «Конечно, если у вас фигура, как у мамы, это не значит, что то же самое произойдет с вами, – говорит Наоми Ловински. – Но это ощущение связи кроется очень глубоко. Проблема дочери без матери заключается в том, что она заходит в чудовищный тупик. Чтобы полностью воссоздать фемининность, она должна ощущать связь со своим телом. Но для этого необходима и связь с телом матери. Если дочь связывает тело матери с ужасной болезнью и ранней смертью, меньше всего ей хочется быть похожей на нее».

Но порой кажется, что другой судьбы и быть не может. Этот секрет разделяют все дочери без матерей: мы боимся умереть молодыми. И не в какой-то неопределенный момент будущего. Мы боимся, что это произойдет в возрасте, в котором умерли наши матери.

«Магическое число» – так назвала его одна женщина без матери. «Невидимая черта на песке», – сказала другая. «Я не знаю, говорят ли об этом другие женщины, – сказали мне около 100 женщин за несколько лет, – но боюсь, что не проживу дольше 39 (45, 53….) лет».

Последний раз я была на уроке математики, когда училась в старшей школе, и мне приходится загибать пальцы, чтобы прибавить любое однозначное число к девяти. Но я всегда могла сказать без заминки, сколько лет осталось от текущего момента и возраста до 42 лет. Я быстро подбираюсь к этой цифре и теперь добавляю месяцы. Меня мало утешает понимание, что моей маме было 42 года и 10 месяцев, когда она умерла, то есть почти 43.

Это базовый курс по «математике смерти». Возраст матери на момент смерти – заданная величина, и единственное расстояние, достойное оценки, – между «здесь» и «там». Мы зациклены на мысленном сложении и вычитании, опасаясь ужасного возраста: вдруг и мы умрем? Но в не меньшей степени мы боимся пересечь эту черту.

Пережить последний год матери – острое напоминание об отделении. Дочь не повторила и уже не сможет повторить судьбу матери. По словам Терезы Рандо, это осознание может вызвать реакцию, похожую на комплекс вины спасшегося человека. «Некоторым женщинам, пережившим своих матерей, очень некомфортно, – поясняет она. – Они чувствуют себя так, словно получили дополнительное время и то, чего не было у их матерей. Винят себя за то, что обошли судьбу. Им кажется, что раз у матерей не было этих дополнительных лет, не должно быть и у них». Рандо верит, что именно поэтому некоторые люди умирают в том возрасте, в котором предвидели свою смерть, особенно если они убеждены, что умрут в возрасте своего родителя.

Две трети женщин без матерей в возрасте до 55 лет, опрошенных для этой книги, подтвердили, что «в некоторой степени» или «очень» боятся достичь возраста, в котором умерли их матери. Некоторые настолько уверены, что умрут в этом возрасте, что всю жизнь готовились к этому. Например, Джанин. Ей не было и