Французский король, которому сравнялся тогда всего двадцать один год, не только видел в себе средоточие рыцарских достоинств, но и выказывал интерес к наукам, что и стало основой продолжительного и глубокого взаимного интереса. Вернувшись на родину, Франциск I переделал свой двор на ренессансный манер и пригласил Леонардо. Не удовлетворенный жизнью в Риме, стареющий художник принял приглашение и, прожив во Франции три года, умер в возрасте шестидесяти семи лет — по утверждению Вазари, которому, впрочем, как говорилось, не всегда можно вполне доверять, на руках у Франциска I.

Другим протеже Климента VII был ювелир и скульптор Бенвенуто Челлини, также оставивший яркое, хотя и не очень достоверное описание своего времени. Челлини родился во Флоренции в 1500 году и еще в юном возрасте сделал себе имя как исключительно одаренный золотых дел мастер. В результате какой-то шумной ссоры он был приговорен к смертной казни, но бежал из города — один из множества скандальных, а иногда и кровавых эпизодов, которыми была, как нитью, прострочена его жизнь.

В Риме Челлини появился в двадцатитрехлетнем возрасте, как раз в тот год, когда Климент VII стал папой. Новый понтифик сразу же распознал в молодом человеке исключительные дарования и поручил ему целый ряд работ, принесших Челлини широкую известность в Риме. В своей «Автобиографии» он вспоминает, что работал с большим усердием, выполняя один за другим многочисленные заказы — монеты, запрестольные перегородки, даже застежку с папским геральдическим знаком; все эти вещи, по скромной самооценке автора, были выполнены с большим мастерством. Пишет Челлини и о частых поездках в сельскую местность, когда, закинув за спину ружье и прихватив с собой любимого пса по кличке Баруччо, он укладывал одним выстрелом, со ста ярдов, двух гусей. Охватывающая весьма широкий круг предметов, но неизменно вращающаяся вокруг неподвижного центра, «Автобиография» представляет Челлини хвастуном, лжецом, воришкой, даже убийцей и в то же время содержит яркие детали, бросающие свет на выдающихся людей, с кем ему приходилось общаться, включая Климента VII. И хотя доверительные беседы, которые он якобы вел с папой, явно выдуманы, нет никаких сомнений в том, что он был близко с ним знаком и, более того, как увидим, присутствовал при большинстве важнейших событий его жизни.

К несчастью, большинство ювелирных шедевров, созданных Челлини, было впоследствии расплавлено алчными вандалами, от королей до обыкновенных грабителей. Единственный из сохранившихся доныне предметов из золота, который может быть достоверно атрибутирован как работа Бенвенуто Челлини, — это солонка с обнаженными мужской и женской фигурами по бокам, сделанная по заказу Франциска I, — она с бесспорностью убеждает в том, что бисексуал-сладострастник, хвастун и убийца был в то же время гениальным художником.

Челлини мог вывести из себя даже хладнокровного и терпимого папу Климента VII. Услышав об очередной выходке, когда он, на свою беду, проломил череп какому-то нотариусу, «побелевший от гнева папа, — вспоминает Челлини, — велел оказавшемуся рядом губернатору схватить меня и повесить на том самом месте, где было совершено преступление». К счастью, как вскоре выяснилось, жертва чудесным образом воскресла из мертвых, и папа помиловал Челлини, заметив якобы, что «ни за что на свете не желал бы потерять такого человека (как я)».

Если все так оно и было, то это один из тех немногих случаев, когда Климент VII действовал импульсивно, решительно и быстро. Чаще же всего он сохранял едва ли не ледяное спокойствие, только в его случае родовая черта Медичи — хладнокровная осмотрительность — обернулась недостатком. Отзываясь о новом папе, венецианский посол пишет, что «он хорошо владеет речью и отличается широким кругозором, только слишком уж робок». Быть может, это слишком резко сказано; надо признать, что Климент VII в любом случае глубоко схватывал суть вещей, глядя на них со всех сторон. Именно поэтому он стал таким хорошим советчиком своему кузену Льву X, что, правда, убивало в нем привычку к самостоятельным действиям. В ту пору, когда он правил Флоренцией, это особенного значения не имело — партийная машина работала сама по себе и решения принимала чаще всего разумные и взвешенные. Но папе приходится иметь дело с проблемами, выходящими за пределы городских стен, их решение требует качеств руководителя, наделенного решительностью и уверенностью в себе, качеств, которые, возможно, были ослаблены у Климента VII самим фактом незаконнорожденности. Безотцовщина оказала на него глубокое психологическое воздействие. Пусть Лоренцо Великолепный опекал его, как мог, пусть отмечал и всячески поощрял его дарования, — собственные дети всегда оставались для него на первом месте. Показательно, что не Лоренцо, а его сын Лев X положил начало карьере будущего Климента VII.

Его нерешительность стала заметна с самого начала понтификата. Имела ли она для него фатальные последствия, или эти последствия были неизбежны в любом случае — вопрос иной. На пути к папскому престолу кардинал Джулиано столкнулся с огромными трудностями, и отсутствие ясного видения отнюдь не помогало справиться с ними; умеренный образ жизни мог изменить сам образ понтификата дома, в Италии, но дело в том, что в изменении остро нуждался не фасад, а сама суть папской власти.

Климент VII сталкивался с препятствиями повсюду. Его враг кардинал Колонна продолжал плести интриги и после избрания, а у папы практически не было средств привлечь к себе союзников — казна пуста. А за пределами Рима ситуация складывалась еще более опасная: султан Сулейман Великолепный, правитель Оттоманской империи, захватил все Балканы, вышел к адриатическому побережью и готовился к продвижению на север, в Венгрию, угрожая, таким образом, Центральной Европе и всему христианскому миру. Мало того, единство этого мира изнутри подрывало начатое Лютером протестантское движение, которое чем дальше, тем больше приобретало опасный размах, подступаясь все ближе и ближе к дому. Конфликт между мощной Францией и императором Священной Римской империи грозил расколоть Италию на части.

Франциск I снова ступил на итальянские земли, в очередной раз нацелившись на Милан. Десять лет назад Лев X, в самом начале своего понтификата, оказавшись в сходной ситуации, едва выстоял; теперь Клименту VII предстояло повторить тот же опыт, хотя фортуна и черты собственного характера были не на его стороне. Объединенные силы Климента VII и Карла V, призвавшего под ружье своих испанцев, встретили французов в феврале 1525 года у Павии, в двадцати милях к югу от Милана, и нанесли им тяжелое поражение. Целый ряд родовитых военачальников были убиты, а сам Франциск I пленен и переправлен в Испанию. Лишь год спустя ему удалось вернуться домой, предварительно уступив Карлу V всю Бургундию и отказавшись от своих претензий на Неаполь и Милан.

Климент VII быстро сообразил, что теперь уже император Карл V представляет собой прямую угрозу всей Италии, не говоря уже об остальной Европе, и немедленно вступил в тайные переговоры с только что освобожденным Франциском I. Они разрешились созданием направленной против Карла V Коньякской Лиги, объединяющей Францию, Венецию, Милан, Папскую область и Флоренцию.

Карл V был взбешен. Но тут в Риме стало известно о большом сражении у Буды, на берегу Дуная, между венграми и армией Сулеймана Великолепного. Историк Гвиччардини, служивший папским советником, вспоминает, как в Риме были потрясены, узнав о том, что «армия, под знаменами которой в Венгрии собрались знать и храбрые солдаты, была разбита, многие, в том числе и сам король, а также иерархи церкви и бароны, погибли». Климент VII немедленно призвал «ко всеобщему миру среди христиан» и формированию вооруженного альянса против агрессоров-неверных, после чего собрал коллегию кардиналов и распорядился подготовиться к выступлению против турок.