Пренебрегая нависшей угрозой, кардинал Колонна усмотрел в создавшейся ситуации шанс нанести удар по Клименту VII и поспешно отбыл в свой укрепленный замок у подножия гор в сорока милях к юго-востоку от Рима; здесь ему удалось сколотить вооруженный отряд из восьмисот конников и пяти тысяч пехотинцев. С ними он и двинулся на Рим, где, по словам Гвиччардини, «у папы не было гвардии, готовой стать на его защиту, и где народ, отчасти злорадствующий над его несчастьями, а отчасти равнодушно полагающий, что его происходящее не коснется, не выказывал ни малейшего желания дать отпор врагам папы». Потому неудивительно, что кардинал Колонна быстро захватил город. «Готовый умереть, — продолжает Гвиччардини, — Климент VII, по примеру Бонифация VIII (которого точно так же пытался свергнуть в 1303 году один из членов семьи Колонна), надел митру и сел на трон понтифика». Кардиналам все же удалось уговорить папу скрыться в замке Сан-Анджело, что, несомненно, спасло ему жизнь, правда, ценой унизительного соглашения с Колонной, ибо «в замке совершенно не было провизии». Климент VII был вынужден выйти из Коньякской Лиги, направленной против Священной Римской империи, а также гарантировать кардиналу Колонне и его сообщникам полную амнистию. Климент VII оказался в положении поистине шатком; власть его ослабла, политика зашла в тупик, и он как будто впал в характерные для себя сомнения. Но в данном случае внешность оказалась обманчива: действуя скрытно и с необычной для него стремительностью, папа принял решение, которое впоследствии будет сочтено одним из самых провальных в его жизни, но тогда застало кардинала Колонну врасплох. Папа направил крупный отряд своей гвардии в имения кардинала с приказом разрушить все укрепления, сжечь дотла замок, а обитателей вышвырнуть в чистое поле. Добивая противника, папа специальным указом лишил Колонну церковного сана и всех занимаемых должностей, объявил вне закона и даже назначил премию за его голову (которая оказалась — еще одно оскорбление — до неприличия низкой, что, впрочем, объяснялось жалким состоянием папской казны). Говорят, что, услышав об этом, Колонна впал в такую ярость, что даже имени папы спокойно слышать не мог. Решив, что в Риме ему больше делать нечего, кардинал собрал остатки своего воинства и двинулся на юг, к Неаполю, где, следуя приказу Карла V, вице-король Священной Римской империи формировал вооруженные отряды, «чтобы задать папе урок, который он никогда не забудет».

Тем временем по ту сторону Альп Карл V отдал распоряжение своим военачальникам собрать крупные силы для похода на Рим. Состояли они из ландскнехтов, набранных в Баварии и Франконии, — в основном крестьян-протестантов, полыхающих религиозной ненавистью к Риму, ну и рассчитывающих на изрядную поживу. Возглавлял их грозный, хотя и стареющий немецкий военачальник Георг фон Фрундсберг.

Тяжелое положение Климента VII слегка улучшилось после того, как папские отряды взяли верх над кардиналом Колонной к югу от Рима и неаполитанскими войсками у Фрозинона, откуда открывался прямой путь к разоренным поместьям Колонны. Но в это время ландскнехты Фрундсберга уже шли через Альпы. Сквозь проливные дожди, а затем и первые снежные бури, по ущельям и оврагам, то и дело преодолевая валуны и снежные заносы, неся на руках тучного Фрундсберга, двигались они, пока наконец не достигли долин Ломбардии. Голодные, в ободранной одежде, измотанные после долгого перехода, ландскнехты соединились с силами других военачальников империи — лихим Филибером, принцем Оранским, и герцогом Бурбонским, под чьим началом были в основном испанцы. В целом объединенная армия состояла из тридцати тысяч солдат.

Климента VII раздирали сомнения, он никак не мог ни на что решиться — то ли защищать Рим, то ли запросить унизительного мира, то ли подняться надо всем и заявить свои права духовного лидера христианского мира, то ли сдаться на милость Карла V, то ли бежать с поля боя в надежде на то, что церковные иерархи придут к нему на помощь. В конце концов папу уговорили послать эмиссаров, а те договорились с герцогом Бурбонским о заключении временного перемирия. Но когда об этом стало известно пестрой толпе немецких ландскнехтов, они буквально взвились: им платили за участие в боях, и, выдержав тяжелый альпийский переход, они совершенно не желали возвращаться назад с пустыми руками. Даже непрекращающиеся дожди не могли остудить их пыла, они и слышать не хотели, что пытается втолковать им Георг фон Фрундсберг, который, в свою очередь, был настолько взбешен подобного рода поведением, что с ним случился апоплексический удар, и его пришлось отправить на телеге в Феррару для поправки.

Формально ландскнехты перешли под начало герцога Бурбонского, но выяснилось, что он ничего не может поделать с этой вышедшей из повиновения толпой оборванцев. Дожди продолжали лить не переставая, провиант подходил к концу, тяжелую артиллерию засасывало в глину, и вскоре против мира стали выступать даже дисциплинированные испанские отряды, так что герцогу пришлось уступить и отдать приказ двигаться на юг, через Апеннины, к Риму. Немцы с восторженным ревом хлынули вперед, за ними в большем порядке последовали угрюмые испанцы.

Проливные дожди сопровождали армию на протяжении всего ее стремительного продвижения на юг через горы. По свидетельству очевидцев, вместе с ландскнехтами, полуголодными, в изодранном платье, следовали отряды фанатичных испанцев, которые упрямо форсировали каждую щель, каждый овраг в горных проходах. Группами по тридцать человек в каждой, вцепившись друг другу в руки, они пробивались через набухающие на глазах потоки горных вод, подгоняемые мечтой о золоте, которое их ждет впереди.

Климент же VII у себя в Риме был настолько перепуган поворотом событий, что, говорят, впал в апатию, напоминающую едва ли не умопомешательство; во всяком случае, пробудить его никак не удавалось, он просто тупо и бессмысленно смотрел перед собой. Иные из кардиналов бежали из города. Другие баррикадировались в своих укрепленных дворцах-крепостях, припрятывая ценные вещи. Наконец папа заставил себя встряхнуться, но обнаружил лишь, что казна пуста и платить за оборону города нечем. В отчаянной попытке найти хоть какой-то выход из положения, Климент VII поспешно возвел в кардинальский сан шесть богатейших жителей Рима, что позволило ему собрать более 15 000 флоринов. А затем вновь впал в сомнения. По словам Гвиччардини, «совесть папы больше мучило столь откровенное взяточничество, нежели перспектива конца понтификата и вообще всего христианского мира». К этому времени в замке Сан-Анджело, представляющем собой практически неприступную крепость, на сей раз вполне подготовленную к осаде, укрывалось три тысячи человек. Но папа, пребывающий в полном смятении, все еще оставался у себя во дворце, глухой ко всем призывам укрыться в безопасном месте перед лицом вражеской армии, накатывающей на Вечный Город.

Утром 6 мая 1517 года она подошла к стенам Рима, покрывшегося накануне густой пеленой тумана, поднявшегося с Тибра. С рассветных часов папа коленопреклоненно молился у себя во дворце, взывая к божественному вмешательству. Пробиваясь сквозь туман, иноземцы пошли на штурм стен. Защитники города бросились им навстречу.

Находившийся в их рядах Челлини так описывает эту сцену: «Взобравшись на вал, мы увидели внизу устрашающую массу солдат герцога Бурбонского, которые изо всех сил пытались пробиться в город. В том месте, где находились мы, сражение получилось особенно ожесточенным, и вскоре немало молодых людей легло под напором нападающих. Все вокруг было покрыто густой пеленой тумана, и битва шла не на жизнь, а на смерть». Далее Челлини пишет, как один из его товарищей впал в панику и принялся отчаянно уговаривать его бежать вместе, но храброму ювелиру удалось остановить друга. Вскоре нападавшие закрепили на стене несколько веревочных лестниц. Челлини вместе с другими отстреливались из аркебуз, туман, крики, свист пуль слились воедино, создавая картину всеобщего хаоса. Согласно ряду свидетельств, еще в самом начале штурма герцог Бурбонский смело встал во главе своих войск, воодушевляя их и всячески подталкивая вперед. В какой-то момент в тумане возник просвет, и Челлини вспоминает, как сверху «(он) навел аркебузу на самое плотное скопление противника, целясь в человека, стоявшего впереди остальных. Из-за тумана я не видел, пеший это или конный». Если верить Челлини, то это именно он убил командующего вражеской армией; и действительно, ряд исторических источников подтверждает, что герцог Бурбонский был убит, прямо у стен Рима, выстрелом из аркебузы, хотя нигде не уточняется, кто сделал этот выстрел.