Как ты скажешь, Эми. Как ты захочешь. У них будет трое избалованных детей. Дети будут тоннами поглощать печенье, ездить в Йосемит, в Йеллоустоун и вообще во все места, которые могли бы составить им конкуренцию по части красоты.

У детей будут твои глаза, сказала Эми. Твои неземные глаза.

Юхан долго сидел, положив руку на грудь. Почему он ничего не чувствует? Ни перебоев, ни вообще привычных толчков? Покосился на открывшуюся при падении папку – списки.

Фредриксен, Фредрикссон, Форм.

Эми не взяла его фамилию, ей казалось, ее очень трудно выговорить. Ох уж эти шведские гласные. Она даже имя Юхан выговаривала иной раз почти как Джюхан.

До сих пор стоит в ушах этот Джюхан.

Нет. Останавливаться нельзя. На карте жизни нет такого направления – на попятный. Об этом они постоянно спорили с Хо-Ко.

Легкий, почти незаметный электрический щипок в груди, сердце дернулось и вернулось к нормальному ритму.

Ландон сидел в белом “ауди” Бремминга с ключами в руке. Помахал Молли перед уходом: скоро увидимся. А она даже головы не подняла, лежала на полу на животе и аккуратно вырезала очередную голову из старого экземпляра “Таймс”. Отлично – чем незаметнее прощание, тем лучше. Долгие проводы – лишние слезы. А Хелену даже не видел.

И что теперь делать? Он достиг вроде бы многого, но все его достижения обернулись пшиком. Завести машину и уехать? Можно. А можно и не заводить. Одно из двух. Других возможностей нет.

Они убили Миккельсена. Никлас звонил ему несколько дней, никто не отвечал. Наконец решил заехать, проверить, в чем дело, – и застал в квартире полный хаос. Компьютер и вся коллекция камер исчезли. Никлас проклинал самого себя.

Мы наивные идиоты. Надо было найти ему другое место. Как я не сообразил?

Все обстоит даже хуже, чем они предполагали. Никто не в безопасности. Они включили мясорубку на полную мощность, у них полно отморозков, которые эту мясорубку обслуживают. И в такое время он, Ландон, попытался переложить ответственность на Ханса Кристиана. Теперь ясно: они его убили. Как ни крути компас, стрелка показывает на него, Ландона.

– Никлас… у тебя же есть лицензия на оружие.

– И что?

– Купи коробку патронов для “глока-17” и брось мне в почтовую щель на Скулгатан.

– А если она не влезет?

– Открой коробку и просто высыпь патроны внутрь.

Всю жизнь он предпочитал отворачиваться, когда надо было действовать. Стратегия страуса. Но нынешняя жизнь повернулась так, что голова в песке – никакая не стратегия. Убежище, нора, называй как хочешь. Больше всего ему бы хотелось забраться с Хеленой под одеяло и лежать до конца света.

Но он не имеет права стоять в стороне – судьба распорядилась так, что во всем мире только у него одного есть возможность предотвратить чудовищную трагедию.

Повернул ключ. Сыто заурчал мощный шестицилиндровый двигатель.

Ландон вывел машину из-под навеса и свернул на Океригатан.

В квартире на Скулгатан пусто и тихо, все запахи жизни за эти дни успели выветриться и исчезнуть.

Никлас не подвел – на полу в прихожей, как тараканы, патроны к “глоку”. Молодец. Он прошел в кухню, открыл воду. Включил плафон на потолке. Счета оплачены, но никогда не знаешь, какая очередная кампания взбредет им в голову. Дом без жира… Если вспомнить последние правительственные проекты, можно ждать чего угодно. Могут, к примеру, прекратить подачу воды. Или ограничить электроснабжение тем, у кого ЖМК выше сорока.

Погасил свет и прошел в гостиную. В доме неестественная тишина. Ни звяканья ключей на площадке, ни даже звуков спускаемой в туалете воды, очень веселивших Молли. Урр-уах-рууу, тоненько рычала она и хохотала до упаду.

Все съехали, что ли? Не один он такой?

Уезжая, оставил Хелене записку, но сомневался, правильно ли она ее поймет. Или поймет ли вообще, раз он и сам толком не понимал. Но что Ландон знал точно – в ее состоянии рано предпринимать какие-то резкие шаги. Рваная рана на руке заживает медленно. Бреммингу удалось остановить нагноение, но требуются регулярные перевязки. К тому же там она в безопасности, уговаривал себя Ландон. Никто ее не найдет. А его наверняка ищут, и чем меньше он будет светиться поблизости от Хелены, тем лучше.

Книги и распечатки статей там, где он их оставил.

Журнал “Политология”, первый номер.

Соединенные Штаты Америки и международные нормы. Шведско-американский квартальный отчет: вызовы социального государства.

Где этот билет в Штаты? Вот он, под лампой. И, как и раньше, ключевая фигура – профессор Стальберг. Только не в той роли, которую Ландон отводил ему изначально.

К Гэри Стальбергу прислушиваются все, от ученых до политиков. “Вашингтон пост” охотно публикует чуть ли не промокашки с его стола. Его работа о вьетнамской войне не только получила Пулитцеровскую премию, она теперь на почетном месте в библиотеке Белого дома, где-то между Зонтаг и Стейнбеком. А вышедшая из-под пера Стальберга статья о Юхане Сверде может появиться в утреннем выпуске “Нью-Йорк таймс” уже завтра. И скорее всего, на час раньше обычного. На первой странице, под трехдюймовым заголовком алыми буквищами.

Ландон давно ему не звонил и не писал. Даже толком не объяснил, почему не приехал читать лекции. Послал короткое невнятное сообщение: мол, непредвиденные обстоятельства вынуждают… что-то в этом роде. Но почему-то был уверен: Стальберг его выслушает. Конечно, он не располагает сенсационными вещественными доказательствами, но вся история сама по себе более чем сенсационна. Такой зубр журналистики, как Стальберг, вряд ли устоит. Не сможет устоять. Он всю жизнь посвятил расследованию и анализу преступлений против человечества.

Ландон включил стационарный компьютер, которым не пользовался целую вечность. Достал из коробки монитор. Нашел синий разъем. После короткой внутренней борьбы открыл скайп. Он, как и в тот раз, когда забирал Молли, не решился ехать на своей машине, сейчас это было бы совсем глупо. Мобильный телефон тоже ненадежен. Почему-то он решил, что такой не связанный с телефонной сетью коммуникатор, как скайп, надежнее. Факс тоже бы сработал, но появиться на кафедре после месяцев отсутствия только ради того, чтобы воспользоваться факсом? Смехотворно, мало того – опасно. И что он напишет? Please help?

Ландон открыл список контактов и опять покосился на просроченный билет. Самое разумное – улететь в Штаты и действовать оттуда. Надеть кислородную маску, прежде чем нырять в кровавую бездну и спасать человечество.

Плюс, единица. И десятизначный номер.

– Сколько-сколько?

– Тысячи. Организуют собрания, конференции, называют их то так, то эдак… короче говоря, массовые встречи. Там всех хватают и заталкивают в скотовозы. Ханс Кристиан сказал, что одна из таких акций прошла в Хувете. Хувет – спортивная арена в центре Стокгольма. Девять тысяч мест.