Она ласково погладила его по голове.

– Пойдем, я провожу. Тебе надо лечь.

Когда Ландон проснулся, Хелены с ним не было. Но мысли сравнительно ясные.

Нике. Миккельсен.

Он это сделал. Сделал то, что должен был сделать сразу.

Встал, помедлил немного – нет, голова уже не кружится. Вышел в кухню.

Молли просияла:

– Бананчик!

– А ты тогда кто? – улыбнулся Ландон и удивился, как легко далась улыбка. Дети всесильны.

– Мы-то думали, проспите самое малое сутки. – Бремминг окинул его врачебным взглядом. – Хелена сказала, вы были почти без сознания.

– Мне кажется или в самом деле пахнет кофе?

– Наливаю.

– А еще есть булочки с малиновым вареньем, – сказала Молли в пространство.

– По-видимому, в доме есть кто-то, и этот кто-то, в отличие от меня, в полном сознании печет замечательные булочки с вареньем.

– Это не я, – Хелена подняла ладонь, – булки пекла Молли.

– Подтверждаю, – кивнул Бремминг. – Я выдал муку, и на этом моя роль закончилась.

– В таком случае надо обращаться к пекарю. – Ландон повернулся к Молли и поклонился: – Прошу вашего разрешения взять булочку. – Подумал и добавил: – Самую большую.

Молли придвинула ему корзинку.

– Зачем тебе? Там же нет бананов.

– Ну что ж, нет так нет. Удача приходит не всегда.

Он взял булку и со значением глянул на Хелену.

Нужно срочно поговорить. Наедине.

– Ну ешь же! – нетерпеливо воскликнула Молли.

Ландон откусил и поднял большой палец.

– Великолепно! Вот это да…

Молли снисходительно улыбнулась – а ты что ожидал? Ясное дело – великолепно.

– Наследственный талант, – серьезно сказал Бремминг.

Ландон посмотрел на него с внезапной неприязнью.

Как долго он спал? Должно быть, у Бремминга было время оценить кулинарные способности Хелены. Корочка от ранения на щеке отпала, синяк почти отцвел. Неуклюжую повязку на голове сменил небольшой прямоугольный пластырь. Она становилась все больше похожей на прежнюю Хелену.

Заплела волосы, и эта белая сорочка…

Это же сорочка Бремминга.

– Ландон? Что-то не так?

Он промолчал.

– Вам надо отдохнуть, – опять завел свою песню Бремминг.

С чего бы он все время гонит его в постель?

– Я отдыхал куда больше, чем надо. – Постарался, чтобы прозвучало достаточно сухо.

И встал так резко, что стул свалился на пол.

Бремминг посмотрел на него с удивлением. Ландон пошел к лестнице.

– Конечно, кому, как не вам, лучше знать, как вы себя чувствуете, но…

Продолжения Ландон не слышал. Он уже поднялся на второй этаж.

Юхан не отрываясь смотрел на белую стену. Краска со временем покрылась тончайшей сетью кракелюров, как на очень старых картинах.

Утенка больше нет.

Втянул живот и изо всех сил растопырил пальцы, будто хотел, чтобы кости фаланг покинули зудящие кожные покровы и вылезли наружу, как в страшных сказках.

Двери заперты. Юхан попросил всех покинуть здание. Если дом загорится, он сгорит вместе с ним.

Если бы кто-то приставил пистолет к виску…

Нет, не к виску.

Выстрел в рот. Самое надежное.

Язык. Язык не находит места, тычется в зубы, дыхание кажется нечистым.

В рапорте указано: Ханс Кристиан открыл дверь добровольно, ничего не пришлось ломать. Юхану представилась рука, сжимающая рукоятку, темные волосы на запястье.

Петер отвез тело в Лэннё, в сектор захоронения отходов.

Светло-серый охотничий жилет с десятком карманов. Жвачка, какие-то монеты, запасной аккумулятор для камеры.

Мобильный телефон и бумажник изъяты. Проверяем компьютер. Пока ничего особенного, опасения преувеличены.

Квитанция на бензин, квитанция за кофе с той же заправки. Почти незаметный шрам на правой руке, найдешь, только если знаешь, что он там есть.

Судорожно вдохнул. Выдохнул и опять втянул живот. Если он перестанет дышать, то они ни за что не успеют. И Швеции конец. Пышные похороны, лафет, четверка вороных коней с траурными плюмажами.

Пока ничего особенного, опасения преувеличены.

Что это значит? Хо-Ко так ничего и не нашел? У него не было доказательств? А зачем тогда они…

Как сказал тогда Макс?

Невозможно заткнуть утечку, если не знаешь, откуда течет.

Можно лечь, взять нож и черный мешок, их полно на тележке уборщиков. Начать с подкожного жира. Но осторожно, очень осторожно, пятая часть пациентов…

Кожный некроз, жировая эмболия, ранения кишечника, хронический болевой синдром…

Вырвался невольный стон.

Юхан открыл ящик стола и достал черный фломастер.

Прободение брюшины, кровотечение, потеря чувствительности, келоидные рубцы.

Сел на пол, расстегнул сорочку и начал рисовать контуры.

Зазвонил телефон. Это еще кто?

След от затянутого пояса на животе напоминает странгуляционную борозду у повешенных. Зачем он сунул руку под зад? Совершенно онемела.

Юхан не снял трубку. Машинально считал долгие, настойчивые гудки.

Хо-Ко умер. Нет, не умер – убит. Он убил Хо-Ко.

Когда же они повесят трубку? Когда же им надоест?

Надо бы встать и ответить, только он не мог вспомнить, как отвечать. Алло? Или просто и твердо: Юхан? В детстве он называл выученный наизусть номер. Четыре-ноль-пять-четыре-три. Нет, мама еще не пришла. Нет, у меня нет папы. Если звонил Хо-Ко, в мгновение ока натягивал шаровары и мчался к развилке – сорок пять секунд. Если перебегала дорогу кошка – ничего страшного, плюнуть трижды через левое плечо, и все дела. Наступил на канализационный люк – тут уж как повезет. Можно и помереть.

Посмотрел на живот.

Правильно, Юхан. Мудрая инициатива.

Опять телефон. Должно быть, служба охраны, хотя они и обещали оставить его в покое на весь день. Но он даже не надеялся, что они сдержат слово. Он так и видел перед собой их физиономии. Что он там делает? Не грозит ли что его безопасности?

Не соединяйте ни с кем, приказал он. Если, конечно, не начнется война.