Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дипломат был почти такой же, как у майора Свирского. Пожалуй, даже лучше – потому что у Свирского ручка просто кожаная, а здесь она вся отделана металлическими заклепками. Ручка-то, наверное, и сверкнула! Ну а кожа, пластмасса и хромированные уголки были в точности, как на преподавательском портфеле. И кодовый замок такой же. Минут пять Володя безуспешно набирал цифры наугад. Потеряв терпение, вытащил из кармана тонкий плоский инструмент, что-то вроде отмычки. Такие были у всех милиционеров, этой штукой при необходимости взламывали не очень сложные запоры. Провозившись еще какое-то время и несколько раз при этом беззлобно выругавшись – полностью ломать замок не хотелось, а поддавался он плохо, – Володя наконец открыл портфель.
Внутри лежали два полиэтиленовых пакета. Непрозрачные, белые, с изображением решетки Летнего сада и надписью «Ленинград» по-русски и по-английски. Ими еще бабки в общественных туалетах спекулируют, цена им, кажется, пятьдесят копеек, а перекупщицы продают по рублю! А импортные, с рекламой сигарет «Мальборо» – по три! У импортных пакетов ручки прорезанные, а у «ленинградских» полиэтиленовая лента по краю протянута, так что закрываются они плотно, как мешок… Володя потянул ленту на одном пакете и, заглянув внутрь, окаменел.
В пакете были деньги! И не советские рубли, а доллары! Они же в прошлом семестре изучали дензнаки различных государств, слайды смотрели, а еще им объясняли, как отличить настоящую купюру от фальшивой. Американцы на своих деньгах изображают президента – круглолицего, похожего на какую-нибудь вологодскую бабу. Володя его сразу узнал.
Ощупав второй пакет, он понял, что там тоже деньги – крепкие, перевязанные нитками пачки.
«Что-то похожее я, кажется, видел в одном детективе рижской киностудии», – подумал Володя, и сердце его подпрыгнуло куда-то к горлу. Ощущение, будто в груди у него упругий мячик вообще-то было знакомым и приятным – оно возникало, когда Володя катался на американских горках или смотрел в кино, как наши догоняют преступника… Но сейчас-то он был не в луна-парке и не в кинотеатре… Сейчас он сидел в катере один на один с целым чемоданом иностранных денег! Сколько здесь? Миллион? Полмиллиона?..
Володе вдруг стало страшно. Он с опаской посмотрел по сторонам. Никаких плавсредств вблизи не было. По набережной гуляли люди. Народу было много, все шли своей дорогой, но одна компания – человек шесть – стояла и наблюдала именно за ним. Так ему, по крайней мере, показалось.
«Спокойно! – строго приказал себе Володя. – Они же могли случайно заметить, как я обыскиваю мост. А потом просто следили за развитием событий. Из любопытства. Увидеть, что находится в мешках на таком расстоянии, невозможно! Так что нужно вести себя как обычно, чтобы не вызывать никаких подозрений…»
«А если их внимание не случайно? – промелькнуло в голове, но эту мысль он тут же пресек: Для рассуждений времени нет, действовать нужно немедленно!» На всякий случай расстегнув трогательную, как на школьном портфеле, кнопочку кобуры служебного пистолета, Володя резким движение завел мотор.
Отделение находилось на Мойке – минут пять-семь через Большую Неву, а там еще четыре минуты пешком. Если бегом, то даже две.
Погони по воде вроде не было. Никаких подозрительных личностей на берегу – тоже. Но излишняя предосторожность в таком деле не помешает – а вдруг хвост все-таки есть? В ВМШ они проходили наружное наблюдение, Володя знал, что методов здесь может быть масса, и среди них есть очень хитрые, практически незаметные даже для опытного человека.
«Преступник, спрятавший такие деньги, это вам не алкаш из-под пивного ларька, здесь все намного серьезнее…» – спешно рассуждал Володя, подплывая к берегу.
«Дипломат будет трудно удержать в руках, если его попытаются вырвать бандиты – если они все-таки за ним следят! А если слежки нет, то на солидный и дорогой портфель теоретически может покуситься какой-нибудь случайный хулиган! А что? Шапки же зимой у прохожих с головы срывают!.. При этом двумя руками держать портфель нельзя – нужно, чтобы пистолет был в боевой готовности!..»
На набережной, в месте парковки, как назло никого из ребят не было. Володя быстро вынул пакеты и спрятал дипломат в запирающийся ящик под сидением. Крепко затянув полиэтиленовые ленты, завязал их на запястье левой руки, этой же рукой прижал мешки к груди. В правую взял пистолет и, прикрывая им ношу, стремглав побежал к отделению.
Домчался за минуту и на лестнице в здании, уже среди своих, чуть не сбил с ног Ларису из канцелярии, Маринину знакомую, – все никак скорость снизить не мог.
Не по уставу, без стука и начисто забыв о положенном обращении, вломился в кабинет к начальнику, бросил пакеты на стол, выкрикнул: «Вот! Нашел между балками Иоанновского моста!», – и слегка при этом запутался в веревках.
Через месяц в торжественной обстановке общего собрания ему вручили премию в размере месячного оклада и грамоту за смекалку и мужество, проявленные при выполнении операции государственной важности. Грамоту он повесил у себя дома над кроватью. А премию вернул в бухгалтерию, велев перечислить ее на счет подшефного детского дома…
Оставшиеся полтора года учебы он ходил на занятия с шикарным дипломатом, который был ничем не хуже, чем у майора Свирского. Даже лучше – с учетом блестящей хромированной ручки!
Майор, кстати, как-то попросил его остаться после занятий и еще раз подробно рассказать историю о долларах. Володя рассказал, слегка запинаясь на предложениях, в которых мог бы фигурировать портфель. Свирский выслушал, не перебивая, поблагодарил и, уже прощаясь, вроде как не в тему то ли спросил, то ли просто так сказал:
– А премию, значит, в детский дом отдал… – В ответ Володя покраснел, как самый робкий детдомовец. – Ничего, парень, все в порядке! – улыбнулся Свирский и выбил какой-то веселый ритм на пластмассовой поверхности дипломата…
Портфель до сих пор цел – лежит у обувной полки в прихожей, – Владимир Петрович хранит в нем всякие нужные в хозяйстве вещи. Квартира, она ведь тоже стареет, – Марина вон третий год требует, чтобы они основательный ремонт сделали, да все не получается. Так, по мелочам-то Владимир Петрович постоянно суетится: прибьет что-нибудь, подкрутит, подклеит. И инструменты всегда под рукой – в старом дипломате.
Владимир Петрович и сам не прочь обновить дом – вон сейчас какие красивые обои и кафель появились! Но времени вечно не хватает! Четыре года назад он ушел из милиции в охрану. Марина уже год как на пенсии, но без дела она сидеть не умеет, – печет пирожки и торты для нескольких кафе. Она всегда была знаменитой кулинаркой, мужики из Дзержинского чуть ли не драки на праздничных посиделках устраивали из-за ее выпечки… С женой ему вообще очень повезло. Она в их семье всегда была главной. А в начале нового времени, когда привычная жизнь стала вдруг стремительно рушиться, Владимир Петрович и вовсе растерялся – никак не мог сообразить, как теперь вести себя на работе, не понимал, почему зарплаты больше не хватает на самые элементарные вещи… Многие его коллеги как-то приспосабливались, через подставных лиц открывали всевозможные кооперативы и даже совместные предприятия. Владимир Петрович дерзнул лишь поиграть с мыслью о побочном бизнесе, но предпринять что-нибудь конкретное так и не решился, понимая, что вряд ли освоит все эти новые нормы… А Марина сориентировалась – начала печь на заказ. В первое время доходы были невелики – она же халтурить не умеет, не экономит, не использует маргарин вместо масла или повидло вместо свежих фруктов… Но за несколько лет она сделала себе «имя», и теперь три элитные кофейни числятся у нее в клиентах. Нет, назвать это легкими деньгами, конечно, нельзя. Но зато совесть чиста, и с выходом на пенсию стало поспокойнее, да и Владимир Петрович с сыном Сергеем стараются помогать ей, чем могут…