Быстрая перемотка вперед. Тиллмен делает заказ. Ест. Выходит.

Оператор выводит изображение с наружной камеры. Тиллмен покидает ресторан, становится у одной из голубых сосен и ждет.

Из ресторана выходит женщина. На улице еще не темно, но тучи и время, словно сговорившись, не позволяют разглядеть ее как следует. Тиллмен завязывает с ней разговор. Они удаляются. Тиллмен останавливается у припаркованной машины и достает что-то из багажника.

– Увеличьте потом машину и сообщите мне номер, если получится его определить, – говорит Хендриксон.

Тиллмен и женщина заходят в таверну. Ей приносят вино, ему – пиво. Ни одна из камер не позволяет разглядеть ее лицо как следует.

Быстрая перемотка вперед. Ни Тиллмена, ни женщину, кажется, не интересует выпивка. Они вместе изучают какую-то книгу. Когда они поднимаются, собираясь на выход, она поворачивается лицом к камере.

– Стоп! – говорит Хендриксон и пристально смотрит на женщину. Каштановые волосы. Очки. Цвета глаз не разобрать. Поразительно похожа на… но это может быть кто угодно.

Стейше О’Делл и этим трем специалистам придется проникнуть в крайне важные базы данных служб, обеспечивающих национальную безопасность, а потом забыть о незаконном вторжении. Иначе они поймут, что Хендриксон вовсе не глава «Терра фирмы», и сильно забеспокоятся.

Он говорит:

– Поиграем в маньчжурского кандидата.

Все четверо отвечают:

– Хорошо.

– Начиная с этого момента все, что мы здесь делаем, исчезнет из вашей памяти после того, как я вас освобожу. Останутся только воспоминания о том, что мы пытались найти изображение Мартина Мозеса и этой женщины после их выезда из города, но безуспешно. Вы поняли?

Четыре человека произносят «да».

– Ладно, – говорит Хендриксон. – Теперь за дело. – Он объясняет, как проникнуть в базу распознавания лиц Агентства национальной безопасности. – Приступайте.

Безрассудство элит ухудшило перспективы Америки, многие жили в предчувствии страшных утрат и трагического увядания, но все же она оставалась великой страной – и территориально, и духовно, – так что путешествие по ней оказывалось утомительным и в то же время воодушевляющим.

Когда они добрались до Ардмора, штат Оклахома, Джейн Хок наконец выяснила, что возможности кофеина противостоять сну небезграничны. Наверное, еще не изобрели лекарство от боли, пронзавшей ей виски. Солнечный свет терзал глаза. Шум в ушах, тонкий и жутковатый, словно крик новорожденного инопланетного существа, стал монотонным фоном для всех других звуков.

Дети, плохо спавшие предыдущей ночью на пути из Теннесси в Арканзас, тоже были не в лучшей форме, но никто не жаловался. Они сняли два семейных номера в мотеле. В каждом стояли две двуспальные кровати и одинарная раскладушка. Четыре мальчика поместились вместе с Лютером, четыре девочки – вместе с Джейн. В пиццерии на другой стороне улицы Лютер и Харли взяли еду навынос, а Джейн и Дженни набрали лимонада в автомате мотеля.

Каждая кровать предназначалась для двух девочек. Джейн предстояло спать на раскладушке, под которую она положила, на расстоянии вытянутой руки, наплечные ремни и пистолет.

Она ела, помогала девочкам подготовиться ко сну и сама очень хотела наконец отключиться, но при этом не сильно волновалась из-за своих многочисленных врагов. Жители Доменной Печи, ставшие свидетелями похищения детей, забыли то, что видели. Она предприняла все обычные меры предосторожности. У них с Лютером были неотслеживаемые автомобили. Техноаркадцам, чье поведение было таким же ребяческим, как и название, данное их безумному предприятию, могло прийти в голову, что она выудила у Рэндала Ларкина сведения о Доменной Печи и как-то связана с исчезновением детей. Но уверенности у них не будет, и они не узнают, куда увезли детей.

Все они хорошо выспятся, а утром им предстоит легкое пяти– или шестичасовое путешествие на ранчо Сэккетов, к западу от Остина. Там Лиланд и Надин обеспечат детям приют, утешение, лечение и надежду.

В северо-восточном углу заднего двора стоял огромный дуб. Толстенный ствол мог бы превратиться в полы для десятка домов, а крупные ветви – во множество шкафов, дверей, косяков и каминных полок. Укорененный в земле, он, кроме того, давал тень, в которой Хоки могли говорить без помех, чего, вероятно, уже не решались делать в своем доме.

Вернувшись от Чейза Лонгрина, Ансел налил два бокала каберне и вышел вместе с Корой из дома – якобы для того, чтобы полюбоваться закатом, сидя в креслах красного дерева, стоявших под дубом. Солнце, заходя, увеличивалось в размерах, облака загорались. Скворцы слетались в дупла дуба и в убежища под свесами крыш конюшен, прячась от ночных хищников. Ансел поделился известиями от Чейза, и они решили отправиться к Сэккетам в три часа утра. Наемные работники Ансела жили за пределами ранчо и приезжали на работу к шести. Хуан Саба, управляющий, и его жена Мари жили в трехстах ярдах от главного дома, причем Хуан привык вставать за час до рассвета. Ансел и Клер могли ускользнуть ночью, не опасаясь быть замеченными, так как собирались поехать верхом.

Хендриксон словно окаменел; он стоит за спинами специалистов, затаив дыхание. Экран большого монитора разделен по вертикали, на нем видны два лица – красивые, но предвещающие угрозу, словно это лики последней из трех богинь судьбы, Атропос, которая перерезает нить жизни.

Хендриксон, многие годы с успехом вселявший паранойю в умы людей, теперь сам становится ее жертвой. Программа распознавания лиц подтверждает, что внешность женщины из таверны совпадает – до миллиметра и долей градуса наклона, по всем двадцати восьми точкам сравнения – с имеющимся в базе изображением Джейн Хок, то есть с ее последней фотографией, снятой для удостоверения сотрудника ФБР.

Черт ее побери, это и в самом деле полиморфный вирус, как некоторые называют ее.

Рэндал Ларкин, вероятно, был полностью сломлен и рассказал ей о Доменной Печи. Но Ларкин знал не все, по той простой причине, что ему не требовалась эта информация. В кругах аркадцев принято сообщать подробности только тем, кто может в них нуждаться, как это делается и в государственных ведомствах, например в ЦРУ. Ларкину не нужно было знать предложение, которое запускает механизм управления скорректированного индивидуума – «Поиграем в маньчжурского кандидата», – и поэтому он не мог сообщить его Джейн Хок.

Но хитрая сука как-то узнала эти слова. Теперь она способна управлять любыми скорректированными людьми, не только в Доменной Печи, но и в любом другом месте.

Хендриксон делает выдох на двух словах, которые произносит слитно:

– Тварь поганая!

Еще одна мысль: если Хок узнала о комнате шепотов, значит она может использовать одного из скорректированных в этом городе для доступа ко всем остальным, дать команду, которой они все подчинятся.