Что связывает воедино все действия гуннов? Это лишь разные методы запустить руку в богатства, доступные в куда более развитом средиземноморском мире, находившемся под господством Рима. Целью налетов, разумеется, были разные блестящие вещички и другие приятные трофеи, которые можно было легко продать или обменять; для этого же наемники шли на службу к римлянам. Несмотря на тесные связи с гуннами – а Аэций три года провел среди них в роли заложника, – они не сражались за него без щедрого вознаграждения. И даже Аттила вторгался на территорию Рима, движимый мыслью об обогащении. У нас есть подробные описания дипломатических встреч, которые предшествовали этим нападениям и следовали за ними, и главной заботой гунна всегда был объем дани, которую он мог получить. Новые территории и другие виды прибыли были не столь важны[264]. Если перенесение такого отношения гуннов к империи и в особенности к Средиземноморью на 370-е годы оправдано – а ничто не говорит об обратном, – то в этом случае решение гуннов переселиться на запад в два этапа весьма и весьма разумно. Близость к политическим центрам римского мира в Северной Италии и Константинополе принесла бы им куда больше возможностей заполучить богатства империи. Другими словами, гунны действовали точно так же, как готы и другие, преимущественно германоязычные хищники III века: их миграция была реакцией на резкое неравенство в благосостоянии. Как и готы, они двигались от менее развитой внешней периферии империи – а возможно, и с более дальних территорий – в богатые внутренние регионы, где имелось широкое разнообразие возможностей обогатиться, доступных для племен, способных, как они, собрать войско, представляющее весомую военную угрозу.

Здесь также следует сделать важное замечание о природе миграционного потока гуннов – он непрерывно развивался. Ни один источник не называет точной численности гуннских миграционных единиц, однако все современные изучаемым событиям свидетельства указывают на то, что первоначальная экспансия в Северный Понт производилась в основном военными отрядами – небольшими группами, состоящими из воинов-мужчин. Витимир, король грейтунгов, чья смерть и заставила это племя готов двинуться к Дунаю в 376 году, сражался в многочисленных стычках (лат. multas clades) с аланами, которых гунны вытеснили на его земли. Это говорит о том, что, несмотря на серьезную дестабилизацию ситуации в целом, еще не приходилось говорить о серьезной, концентрированной силе с единым предводителем. Аммиан также отмечает, что Витимир нанял гуннов, которые помогли ему отразить натиск ланов. Это сообщение иногда сбрасывали со счетов, считая ошибкой переписчика, однако у нас есть причины ему поверить. Оно прекрасно укладывается в общий контекст, в котором многочисленные небольшие отряды кочевников действовали более или менее автономно. Тот факт, что предшественник Витимира, Эрманарих, «долгое время» (лат. diu) давал гуннам отпор, также подразумевает скорее череду не слишком серьезных стычек, нежели полноценное военное противостояние. В схожем ключе гунны действовали и в других местах, применяя разнообразные методы и приемы продвижения на запад, когда восточноевропейские границы Рима начали рушиться.

Помимо гуннов, сражавшихся за Витимира, упоминаются и другие: одни вторглись на земли тервингов (дважды), вторые поступили на службу в армию аланов, чтобы сражаться вместе с тервингами и грейтунгами против Рима к югу от Дуная в 377 году, третьи самостоятельно совершали налеты на империю параллельно с карпо-даками в начале 80-х годов IV века[265]. Есть серьезные причины полагать, что все это были независимые группы гуннов, а не одна и та же, появляющаяся в разных местах; к тому же ни для одного из их предприятий, описанных в наших источниках, не потребовалось бы большое войско. Среди немногочисленных подробностей, которые Аммиан приводит в своем рассказе о гуннах этой эпохи, одна выделяется: он утверждает, что ими управляли не короли, но «случайные предводители». Это неясное замечание, значение которого многократно становилось предметом споров, однако оно, опять-таки, неплохо укладывается в общую картину функционирования небольших отрядов кочевников. Поразительно и то, что в эту эпоху мы не встречаем сколько-нибудь значимых предводителей гуннов, чьи имена упоминались бы в источниках[266]. Это похоже на первые, довольно незначительные этапы нашествий славян и викингов, в VI и IX веках соответственно. В обоих этих случаях имена предводителей отрядов начали упоминаться только тогда, когда количество воинов в них существенно выросло.

Однако если экспансия гуннов, скрывавшаяся за кризисом 376–380 годов, осуществлялась силами небольших отрядов, то падение центральноевропейских границ Рима поколение спустя было вызвано миграцией совсем иного масштаба. Намеки на то, что размер отрядов гуннов, рыщущих на окраинах империи, вырос, появляются в источниках еще до начала второго кризиса. Примерно в 400 году современный периоду римский источник наконец называет одного из гуннских предводителей – Улдина. Он обладал достаточным влиянием, чтобы при случае оказать империи отнюдь не лишнюю военную поддержку; его войско состояло из гуннов и скиров. Однако, несмотря на встречающиеся кое-где хвастливые утверждения, будто его власть охватывала землю от закатного края до рассветного, последующие события показывают обратное. Попытка Улдина захватить восточноримские земли провалилась – еще до начала серьезных военных действий, когда предводители части отрядов покинули его. В этот момент он исчезает из наших источников и исчезает там, куда не проникают лучи солнца истории. Это вовсе не описание карьеры предшественника Аттилы. На мой взгляд, внезапное и кажущееся необъяснимым превращение Улдина из союзника в завоевателя ясно указывает на то, что его власть была не настолько прочна, чтобы он сумел удержать свое положение после прихода новых групп гуннов, которые начиная с 410 года занимают главенствующее положение в регионе – и, скорее всего, потому, что эти группы были гораздо многочисленнее и организованнее[267].

Доказательства тому очевидны. Когда дипломат и историк из Восточной Римской империи Олимпиодор в 411–412 годах посетил становища вновь прибывших гуннов в Среднедунайском регионе, он обнаружил, что правят ими разные короли, каждый определенного ранга. Ко времени этого визита гунны успели прожить в Центральной Европе всего несколько лет, и такая сложная политическая структура просто не смогла бы сформироваться из массы независимых отрядов. И более того, сходная система встречается в другом племени кочевников V века, у акациров. Следовательно, весьма вероятно, что вторым этапом миграции гуннов на запад управляли непосредственно короли, встреченные Олимпиодором. И в самом деле, учитывая численность германцев и остальных племен, которых гунны вытеснили со Среднедунайской низменности – многие десятки тысяч, как мы видели, – нельзя не усомниться в том, что несколько независимых отрядов могли слиться в достаточно крупное войско, чтобы захватить эти новые земли. Присутствие королей делает очевидным тот факт, что с северо-востока Черного моря на Альфёльд переселялись куда более крупные и хорошо организованные социальные группы, нежели разрозненные отряды воинов, которые в 376–380 годах стали причиной первого кризиса в регионе[268].