Итак, в общем и целом все указывает на то, что миграция гуннов в Европу приняла ту форму, которую мы наблюдали ранее, в III веке, и снова встретим в IX. Изначальный импульс исходил от военных отрядов, которые первыми открывали новые источники обогащения, пока еще без серьезного намерения непременно переселиться в новые земли. Однако, когда их деятельность оказалась весьма и весьма прибыльной, все более крупные и лучше организованные группы начали вовлекаться в этот процесс, возможно, с целью извлечь максимальную выгоду с помощью полноценного захвата новых территорий. В этом случае последующие действия гуннов заставляют нас предположить, что привлекала их не сама земля Среднедунайской низменности в плане ее сельскохозяйственного потенциала (в отличие от, например, викингов, которых Англия в IX веке интересовала в том числе и с этой точки зрения, как и норманнов в XI в.), а тот факт, что благодаря своему удачному расположению у живущих там народов имелись довольно прочные связи с богатой Римской империей. В результате первоначальные мелкие налеты на земли к северу от Черного моря вылились в полноценный приток мигрантов, набирающий силу – до тех пор, пока не появились крупные миграционные группы как часть вполне логичного механизма максимизации прибылей благодаря захвату регионов Альфёльда.

Точный размер групп, участвовавших в этой двухэтапной миграции, нам неизвестен. Готское политическое образование, стабильность которого была подорвана деятельностью гуннских военных отрядов, и лишившиеся своих земель аланы еще на первой стадии миграционного процесса, примерно в 370 году, могли бы собрать войско примерно из 10 тысяч воинов. Однако сложно, основываясь только на этом, вывести сколько-нибудь точное количество гуннов, участвовавших в налетах. На то есть две причины. Во-первых, нападение гуннов не было прямым. Политическая стабильность в землях к северу от Черного моря подрывалась на протяжении долгого периода множественными налетами и мелкими стычками, а не полноценным военным вторжением. И в конечном счете скорее не сами гунны, а усилившееся давление со стороны аланов, на которых наседали кочевники, заставило готов-грейтунгов в 375–376 годах принять решение переселиться в другие земли. Поэтому нет оснований полагать, что численность гуннов должна была непременно равняться десятитысячному войску готов, ведь настоящего сражения между ними не было. Во-вторых, как и буры в XIX веке, гунны обладали серьезным преимуществом в военном снаряжении. Одним из характерных видов вооружения был лук, давно известный в степях. Теперь, однако, они стали пользоваться длинными луками – до полутора метров длиной вместо привычного одного, таких раньше в западной степи не видели. Эти луки были мощнее, стрелы летели дальше; римские источники весьма красноречиво говорят об этом, сообщая, что гунны были способны смять ряды готов, оставаясь при этом вне досягаемости. Вторым характерным оружием гуннов были мечи, весьма эффективные в ближнем бою – после того как лучники ломали строй противника[269]. Однако насколько серьезное преимущество давали им оружие, до конца не ясно. Кремневые ружья позволили фуртреккерам весьма эффективно действовать против отрядов, в десять раз превышающих их численность. Всего несколько сотен солдат-буров могли обратить в бегство тысячи зулусов и ндебеле практически без ущерба для себя. При таком раскладе небольшие отряды гуннов общей численностью в тысячу человек могли бы одержать победу над целым государством готов, федератом Рима. Но даже длинные луки гуннов вряд ли могли дать им такое же преимущество, как ружья.

У нас нет точных данных и о том, насколько многочисленные силы привели на Альфёльд короли гуннов. Если провести аналогию с монгольскими обычаями, то каждому воину-гунну требовалось несколько пони, чтобы в любой момент иметь возможность сняться с места. Исходя из этого, мы можем сделать предположение о численности всего войска кочевников, поскольку подсчитано, что на Альфёльде могли бы одновременно кормиться не больше 150 тысяч лошадей. Обратные подсчеты скажут нам, что такое количество лошадей означает наличие в регионе 15–30 тысяч воинов, что представляет собой вполне достоверный результат. Однако это не более чем догадка. За неимением точных данных я бы предположил, что набеги и грабежи, проводившиеся с 370 года, косвенной мишенью которых были готские государства-клиенты, осуществлялись отрядами численностью в несколько сотен человек, а большие группы пришли в Центральную Европу только в начале V века, и тогда общее войско, собравшееся в том регионе, составило, скорее всего, от 10 до 12 тысяч солдат. Но это тоже всего лишь догадка, и у других ученых вполне могли получиться совершенно иные результаты.

Но если с точными цифрами мы не слишком продвинулись, то компаративные исследования, посвященные миграции, помогут нам сделать несколько более общих наблюдений об экспансии гуннов в Центральную Европу. Первая фаза их переселения весьма похожа на то, как многие миграционные потоки, куда лучше описанные в источниках, следуют за немногочисленными «разведчиками», деятельность которых показывает основной массе населения выгоды, которые принесет перемещение. И хотя такого феномена не наблюдается в современном мире, даже массовая миграция крупных групп гуннов во второй фазе сообразуется с основополагающим принципом: миграционные единицы будут по своей численности и природе соответствовать стоящей перед ними задаче получения доступа к источникам благ в конкретной среде, в которую направляется миграционный поток. По причинам, которые мы уже рассмотрели ранее, массовая хищническая миграция (вроде предпринятой гуннами) должна непременно включать женщин и детей. Многочисленных иждивенцев, зависящих от воина, нельзя было оставлять дома, если предполагаемые военные действия включают в себя намерение мигрировать в новые земли. Как и в случае со многими другими иммигрантами, о которых мы уже говорили, для гуннов была очень важна мобильность, и это обстоятельство, как опять-таки подчеркивают компаративные исследования, должно было во многом повлиять на их решение попытаться получить больше потенциальных выгод в римском мире. Для этого нужно было лишь рискнуть и переселиться поближе к империи. Дважды в год кочевники и так снимались с места, миграция для них – привычное явление, следовательно, у гуннов были все возможности для того, чтобы организовать переселение больших групп.

Как и в случае с готами, вандалами и аланами, пришедшими на римскую почву, другая важная причина временного промежутка между первой и второй стадиями вторжения гуннов в Европу, скорее всего, заключалась в том, что им было необходимо больше узнать о географии и новых возможностях, которые открылись бы перед ними после изгнания готов и аланов с земель к северу от черноморского побережья. С этой точки зрения массовое нападение гуннов на Римскую и Персидскую империи через Кавказ в 395 году можно рассматривать как этап обучения. Их вторжение серьезно дестабилизировало регион и получило широкое освещение в римских источниках, не в последнюю очередь потому, что одна группа добралась почти до Святой земли. Однако захватчики понесли серьезные потери, и эксперимент больше не повторялся[270]. Военные успехи вовсе не означают, что сами гунны сочли налет удовлетворительным, и его провал, хоть и не совсем полный, возможно, сыграл свою роль в их конечном решении пойти именно на запад, на Альфёльд, а не куда-либо еще. Знание европейской географии, необходимое для такого переселения, было, вне всякого сомнения, получено благодаря деятельности малых отрядов гуннов, которые оказались к западу от Карпат еще до 405 года – некоторые из наемников служили там в 380-х годах, не говоря уже о гуннах Улдина.