Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После падения ругов герулы и гепиды остались двумя главными силами в Среднедунайском регионе, но теперь на юг начали двигаться племена лангобардов, из Богемии и земель близ среднего течения Эльбы, изначально в те области, где ранее господствовали руги. В I веке они обитали в нижнем течении Эльбы, к югу от Ютландии. Уцелевшие исторические источники, повествующие о переходе, приведшем их в Нижнюю Австрию к концу V века (см. карту 10), были записаны только в IX веке (спустя сотни лет) и полны причудливых подробностей, которые не оставляют сомнений в том, что их авторы не опирались ни на какие промежуточные тексты. Первые достоверные данные о продвижении лангобардов на юг мы получаем из римских источников, и они касаются их появления в Нижней Австрии в 488–489 годах с целью воспользоваться политическим вакуумом, образовавшимся после разгрома ругов. Затем мощь их королевства возрастает в два этапа. Прежде всего, в 508 году их войско сокрушило герулов. Те же более поздние письменные источники сообщают, что примерно в то же время остатки свевов также были разбиты и изгнаны из Среднедунайского региона. Второе свидетельство роста силы лангобардов мы получаем, когда они занимают старую римскую провинцию Паннония к югу от Дуная. Но сведений так мало, что мы не можем даже сказать, произошло это в 520-х годах или 540-х, хотя общая картина вполне ясна. Пробравшись сюда из земель близ Эльбы и Богемии, лангобарды стали господствующей силой в западной половине Средне дунайской низменности ко второй четверти VI века[281]. Гепиды, проживавшие дальше к востоку, теперь стали их основными соперниками.
Что до герулов, понесенное в 508 году поражение вызвало раскол в их рядах. Одна группа вообще покинула Придунайский регион и ушла далеко на север, в Скандинавию. Вторая сперва попыталась укрыться у гепидов. Но требования, которые предъявили хозяева, оказались непомерными, и герулы быстро нашли другое убежище в Восточной империи, где император Анастасий даровал им земли на Дунае в начале 510-х годов. Там они пробыли до 540-х годов, когда умер последний член их королевского клана. Они каким-то образом знали о том, что вторая часть герулов переселилась в Скандинавию, и отправили туда послов с целью подыскать подходящего князя. Однако возвращалась миссия так долго – и не в последнюю очередь потому, что первый кандидат умер по дороге, – что император Юстиниан, по их собственной просьбе, успел назначить нового правителя для оставшихся в империи герулов. Когда скандинавские послы наконец вернулись, разразилась гражданская война, и дунайские герулы снова разделились. Одна часть их осталась в Восточной империи, другая вернулась к гепидам. В последующей войне между лангобардами и гепидами византийцы отправили отряды «своих» герулов на помощь лангобардам, и те обнаружили, что сражаются со своими бывшими товарищами, которые выступали на стороне гепидов[282].
Однако судьба герулов – лишь несущественное отступление от нашей истории. По мере того как лангобарды набирают силу, революция в Среднедунайской низменности, запущенная с крахом империи гуннов, наконец завершается. Этот исключительно сложный и запутанный процесс длился почти целое столетие, с прибытия первых кочевников на запад от Карпатских гор приблизительно в 410 году и до поражения герулов в 508. Однако у этих событий, отраженных в различных исторических источниках, имеется определенная логика. Все началось с накопления военной мощи на Среднедунайской низменности под руководством гуннов, а после смерти Аттилы за ним последовала продолжительная борьба за первенство среди покоренных ими народов. Некоторые из соперничающих племен покидали регион по мере течения конфликтов, и бурное развитие событий на Среднедунайской низменности в эпоху гуннов – результат взаимодействия враждебных сил, оказавшихся слишком близко друг к другу, – в VI веке наконец сменяется разделением сфер влияния между лангобардами и гепидами. Однако нас интересует миграционная активность, связанная с этими процессами, – прежде всего первоначальная иммиграция в указанный регион по мере нарастания мощи гуннов, за которой после смерти Аттилы последовала эмиграция, хотя готы под предводительством Амалов (вероятно) и лангобарды (совершенно точно) представляют собой явные исключения[283]. Тот факт, что народы переселялись с одних земель в другие, никем не отрицается. Но вот природа и масштаб этого явления служат предметом жарких споров.
При традиционном подходе к этим событиям названия, упоминаемые в наших источниках, – готы, руги, герулы, скиры и т. д., – воспринимались как принадлежащие конкретным «народам». Как уже ранее отмечалось, под этим термином понимаются массы людей, включающие в себя мужчин, женщин и детей, объединенные общими и уникальными культурными нормами и, как правило, закрытые для чужаков, в них приняты внутренние браки. Разные фазы миграционной активности, ассоциируемые с расцветом и падением империи Аттилы, таким образом могут быть охарактеризованы в буквальном смысле как часть переселения народов (нем. Völkerwanderung). Но исторические свидетельства этих передвижений, однако, весьма скудны. Рассказы римских историков о миграции варваров оставляют желать лучшего, как мы уже видели, даже в тех случаях, когда их передвижения напрямую касались империи. Большая часть переселений, связанных с империей гуннов, происходила за пределами римских границ, и потому подробные сведения о них почти не представлены. Нередко у нас есть лишь указание на то, что группа А двинулась из пункта X в пункт Y, а иногда и эти данные имплицитны, когда ни слова не сказано даже о составе указанной группы.
Пред лицом столь оглушительного молчания любые предположения о масштабе и природе переселения этих групп – или, если еще точнее, отслеживание перемещений названий народов (назовем их ярлыками) – могут опираться лишь на общее понимание природы объединений, которые за этими ярлыками скрываются. Это, в свою очередь, означает, что проблема миграции в пределах Гуннской империи тесно связана с активно обсуждаемым вопросом о групповой идентичности варваров. Если вы считаете, что за ярлыками скрываются отдельные формации с развитой групповой идентичностью, тогда при оценке объема миграционных потоков, курсирующих по Альфёльду в период с 410 по 508 год, вы получите весьма высокие цифры. Если же групповые идентичности воспринимать как не более чем набор ярлыков, которые варварские объединения могли принимать или отбрасывать в соответствии с сиюминутной выгодой, то тогда передвижение этих «ярлыков» по карте Европы с демографической точки зрения не будет значить почти ничего. Нет, оно будет играть определенную роль, ведь кто-то должен был скрываться за тем или иным ярлыком. Однако нет никакой необходимости представлять себе при этом огромные массы людей, передвигающиеся по континенту. Если ярлык «срабатывал» (то есть успешно выполнял функцию, которую считали полезной его носители), то в пункте назначения немногочисленная группа переселенцев могла с легкостью набрать новых рекрутов. Что же в таком случае говорят источники и археологические данные о прочности групповой идентичности в эпоху Аттилы?